Поник головой, как осенний колокольчик.

– Кончай артистировать, здесь тебе не колизей.

Молчит.

– Мне, вообще-то, тоже нелегко ломать комедию.

Молчит.

– Я-то не по этой части.

Молчит.

– А ты думаешь, что я лицемерка. Это оскорбление в мой адрес. Тем более, от тебя. Я про это наслышалась: три короба и плетёную корзинку. Не нравится – дуй отсюда. То есть, подавай на развод. И ищи себе честных, чистых и безгрешных.

Молчит.

Молчат.

Хрисанф первый отрывает свою прекрасную жопу и льнёт к ней, как забродившая жвачка к одежде.

– Ты что, я же умру. И мне себя не жаль. Мне тебя жаль, из-за того что тебе жаль меня. Прости меня. Я стал гребаным женатиком.

– Ну, ладно. Давай покушаем и я потом расскажу, почему вела себя так, как будто в карикатуре на историю, когда, помнишь, ты донимал меня вопросом про усталость.

– Далила, я люблю тебя.

Приходится им чуть повременить с ужином. Но ненадолго. Они по этому поводу не парятся.

Глава 2

– Хочешь, теперь тебя будут звать Стефан?

Стефан слегка кивает головой.

– Далила, к гадалке не ходи, наверняка обзовёт тебя Стафом, но ты не сердись, это она не со зла.

– Хорошо, мессир.

– Нет. Так не пойдёт. Здесь дома ты должен обращаться ко мне: Александр, ну или как угодно попроще. Саша, как-то странно звучит для меня, но это же моё имя.

– Постараюсь.

– Молодцом. Я рад, что ты согласился работать у меня. И действительно рад, что состояние твоего организма пришло в относительную норму. Стинки – это не для нас, понимаешь? Не надо больше этим заниматься.

– Хорошо.

Агний ходит по северной веранде, где обычно мало кто тусуется в такой ранний час: пять утра. Довольно свежо и прохладно, но Кирсанов в тонкой светлой рубашке и снизу в спортивных леггинсах: полупереоделся для пробежки, но отвлёкся на беседу с новым работником. Босыми ногами трёт некрашенные гладкие половицы, потемневшие от солнца и времени, усаживается на лёгкую садовую лежанку, собранную Калитой из обычных ивовых прутьев.

– Для начала можешь нашлифовать тут полы? Я на днях оциклевал, но жена сказала, что ей, всё же, заноза попала, когда она потом убиралась тут маленько. Поэтому там в пристрое есть всё для полера, покажу как с ним разобраться, а далее физические нагрузки и свежий воздух пойдут тебе на пользу.

– Хорошо.

Стефан угрюмо стоит в углу возле резного палисада, почти слившись с тенью больших цветов в горшках. Он очень худой, бледный, не очень высокий, можно сказать, лысый. Глазницы впали, оттого глаза кажутся более тёмными, чем есть на самом деле. Кисти длинные, пальцы красивые, как у пианиста, но практически такого оттенка, что у свежего утопленника. Губы изящные, красивые, когда-то видимо улыбающиеся, но сейчас с синевато-лиловатым отливом. На лице преждевременные глубокие мимические морщины и в целом преждевременная измождённость. Хрисанф дал ему кое-какой своей одежды, но несмотря на стройность Кирсанова, на экс-стинки всё висит рубищем и колыхается на ветру, ровно как на спице.

– Ты не жалеешь?

– Нет.

– И не надо. Мы тут гораздо лучше проживаем. Ты из бедных конъюгатов, как и я. И без семьи. Так что я понимаю. У меня так же было раньше. Забудь прежние времена. И не беспокойся, сделано так, что ты вроде как умер при неизвестных обстоятельствах, так что никто тебя искать не станет.

Агний встал, подошёл к малословному собеседнику и быстренько произошла небольшая информационная конъюгация. Благо субъект был приспособленный, поэтому Хрисанф не волновался на этот счёт.

И вообще надо рискнуть. Я и так рискнул, украв его и приведши сюда. Но что поделаешь. Так легли карты. Надеюсь, он не подведёт меня.