– Попробую, – молодой черкес вспомнил, как видел это в кино, встал левым плечом к морде коня, уцепился за гриву и в одном прыжке, ласточкой прыгнул на спину вороного.

Дед Ерошка довольно присвистнул. Сам он не так лихо, а при помощи пенька, влез на своего крепкого, кабардинского жеребца и, так же держась за гриву, послал коня вперед. Вороной, не дожидаясь команды, потянулся следом.

Собственно, они отъехали от лагеря не дальше чем на полверсты, когда старик остановил мальчика-пастушка, гнавшего домой трех баранов. Он поманил его к себе, что-то прошептал на ухо, показал пальцем на Заура и передал мальчику монету. Пастушок белозубо рассмеялся, деньги исчезли в грязном кулаке, маленькое стадо погнали дальше, а каждый пошел своею дорогой.

– Это связной Измаил-бея, – с полной уверенностью обозначил молодой человек. – Вы о чем-то попросили его и заплатили вперед.

– А ты не дурачок, хлопчик, – согласился старик, разворачивая коня. – Коли нужда есть, так кунак кунаку завсегда поможет.

– И в бою? Допустим, если он на ваших глазах будет рубить ваших же казаков, или солдат, или офицеров, а что если самого Ермолова – вы будете стоять в стороне?

Дед Ерошка ответил не сразу.

– Что ж, коли такая беда случится, убью его первым. Да и он меня не помилует, когда резня посреди аула пойдет. Но случись мне али ему супротив своих встать ради кунака – мы встанем. Измаил – настоящий джигит, слову верен, честь свою под чувяки[3] не бросит, друга не предаст. Был у меня один такой кунак…

История простенькая, вряд ли заслуживающая такого уж особого внимания, но тем не менее кое-что говорящая о нравах Кавказа. Молодой казак Ерофей с товарищами попал в засаду, пока за ружья схватились – трое дозорных из пяти уже на земле валялись, пулями прошитые. А напал свой же казак, из отступников, так вот банда у него была мало не в двадцать шашек из отребья всякого.

Покуда отступали, вышли к хижине глинобитной в горах, там чеченец с женой и двумя детишками. Простой пастух, не джигит, не герой. Ерофей раненого товарища без спросу в дом затащил, сам через окно отстреливаться начал. Ну и бандиты палят как бешеные. От одной пули он грудью своей ребенка чеченского прикрыл, тут хозяин и сам за ружье взялся. Как порох кончился, они оба в кинжалы пошли…

В общем, чеченец-пастух чудом не погиб, а молодой казак изрезан и изрублен был так, что только хоронить. Но на выстрелы второй дозор подоспел, отбили врага. Так хозяин дома не проклинал наших, что к нему без приглашения вломились, а в ноги кланялся за то, что Ерофей его старшему сыну жизнь спас, в свое плечо его пулю принял.

Дружили они потом много лет. Дед Ерошка пережил своего кунака, а сыновей его двух в казаки записал. Так их приняли, отчего ж нет? Сейчас чины в терском войске имеют. Письма пишут, образованные, начальство их ценит, хоть и ругается порой, что храбры без меры, очертя голову на бой летят, но это в отца, всякая кровь не водица…

Когда вернулись в лагерь, пешком, привязав коней у той же рощицы, вдохновленный рассказом студент-первокурсник гулко хлопнул себя ладонью по лбу. Над казачьим костром разносилось спевшимся многоголосьем:

– Огнище… – не хуже Барлоги обозначил тяжело дышащий первокурсник из Владикавказа. – Вот ведь если я его прямо сейчас убью, меня же посадят?

– Не, татарин, расстреляють тока, – искренне удивился дед Ерошка. – Дык, а с чегой-то ты настолько завелся? Вроде как складно поют…