Вот так и получилось, что одна часть наших вещей была сложена в одном конце перрона, где должен был остановиться багажный вагон, другая – в его противоположном краю, где должен был остановиться, после его подцепления к составу, наш пассажирский вагон.

Помимо этого яркого желтого вагона, на путях виднелись несколько сцепок из двух-трех грузовых вагонов. Можно еще посмотреть на здание паровозного депо с огромными створками ворот и закопченными сажей стенами над этими воротами, да на разбросанные вдали дома и домишки поселка Тайга. Но все это я уже рассмотрела, равно как и пути по другую сторону вокзала – в этом плане он был очень необычным, пути огибали его здание с двух сторон. Больше глазу зацепиться было не за что.

Я решила вернуться поближе к центральной части платформы, поближе к прогуливающемуся люду. Все не так одиноко. Впрочем, мое одиночество было скорее прихотью, чем стечением обстоятельств. Сама отказалась от общего застолья, решила побродить и пострадать в одиночестве.

Я попробовала стряхнуть с себя вновь подкрадывающуюся тоску, подумать о чем-нибудь приятном, что ждет нас в скором времени. Но вместо этого снова обратилась к воспоминаниям о последних днях.

За несколько дней до отъезда приезжал проститься Алексей Тывгунаевич, наш знакомый шаман с дочерью Настей, которую до крещения звали Авуль. Они-то и привезли в подарок целую связку соболей, которых сами и добыли в тайге. Мы с дедушкой от такого дорогого подарка пытались отказаться, но безуспешно. Правда, мы и сами приготовили для них недешевые подарки, из-за которых пришлось немало поломать головы. Вы когда-нибудь пытались сделать подарки таежным охотникам? Такие, чтобы были и полезны, и дороги как память? Вот и нам пришлось нелегко. С дедушкой Алексеем вышло чуть проще, ему мы приглядели прекрасное тульское ружье. Но Насте, тоже прекрасной охотнице, ее отец сам не так давно подарил замечательный карабин, так что для нас этот путь был неподходящим. Мы обошли все магазины, умудрились попутно выбрать подарки для Марии Степановны, Пелагеи, для всех остальных томских знакомых. Для Насти-Авуль ничего долгое время не могли подобрать. Взяли и купили ей граммофон. Кажется, угадали, потому что Авуль радовалась ему как ребенок и сказала, что они с отцом строят для себя новый дом и там музыка будет весьма кстати.

Была у меня еще одна большая проблема с подарком для Пети. То есть мы купили ему и его отцу самопишущие ручки «Waterman» с золотыми перьями, но мне хотелось еще сделать подарок от себя лично. И на память только обо мне одной. Мысль эта стала просто навязчивой, но ничего разумного в голову не приходило. Я уже стала чувствовать себя тупицей, когда решение было подсказано мне с самой неожиданной стороны.

Мы с Петей гуляли по Университетской роще, в самом дальнем ее краю, где за строящейся оранжереей ботанического сада были настоящие заросли черемухи. Черемуха отцветала, и порывы прохладного ветра – отчего-то всегда на цветение черемухи становится прохладно – кружили вихри белых лепестков, заставляя вспоминать о зиме.

– Наверное, это самый последний «снегопад»? – спросила я.

– Будет еще один. Даже два. Вот отцветет черемуха, начнут цвести яблони. Их у нас тоже много.

– Если вы называете яблонями те деревья, на которых здесь растут круглые ягодки размером с ноготок, то вы и яблонь не видели!

– Все-таки в Сибири живем, – ничуть не обиделся гимназист. – Не хотят у нас настоящие яблоки вырастать.

– Да я понимаю. А какой еще снегопад ожидается? Настоящий?

– Настоящий тоже может быть. Вот лет пять назад пятого июня такие сугробы намело! Но я не про снег. Я про тополиный пух. Когда пух летит – еще больше похоже на настоящий снегопад, чем сейчас. Только вы этого не увидите.