Карьеру бортпроводника я начинала на 737-ом «Бобике» и, переквалифицировавшись на «Арбузы», сразу отметила, до какой степени отличается в этих двух самолетах устройство кабины пилотов. По сравнению с «Аэробусом», кокпит «Боинга» представлял собой слегка облагороженную версию аналогичного отсека на военном бомбардировщике: непонятные кресла клепаной конструкции с различными барабанчиками и рукоятками по бокам, великолепно дополнялись отсутствием откидного столика, на место которого американцы воткнули большой штурвал. В «Арбузе» штурвалов не было как таковых, а их функцию успешно выполняли две замечательные штуки под названием «сайдстик», внешне приблизительно напоминающие ручку переключения скорости в автомобиле, а кресла пилотов радовали эргономичной и плавной формой с минимумом острых и выступающих углов и регулируемыми поясничными подпорами. Лично у меня сложилось впечатление, что создатели «Боинга» делали основной упор на комфортабельность перелета для пассажиров, а производители «Аэробуса» уделяли больше внимания удобству пилотирования. Да и просто на вид кокпит «Арбуза» казался гораздо симпатичнее: никаких тебе торчащих кнопок и выступающих поверхностей – всё красиво, аккуратно и рационально, а уж как органично вписывался в эту технологическую эстетику второй пилот Урмас Лахт…

До Штутгарта оставалось чуть больше часа, полет проходил довольно ровно, воздушные ямы на пути следования лайнера почти не попадались, и в кокпите предсказуемо царила спокойная рабочая атмосфера. Самолет летел в режиме автопилота где-то над Польшей, а периодически сверяющийся с показаниями приборов КВС Стеклов в своем привычном репертуаре травил байки. Второй пилот весьма, на мой взгляд, натянуто смеялся в ответ, но в его серо-зеленых глазах по-прежнему отражалась напряженная задумчивость, как если бы он параллельно просчитывал одному ему ведомую схему, а голос капитана при этом служил лишь досадной фоновой помехой непрерывному ходу мыслей.

– Значит, представь, ИЛ-96, восемьдесят девятый год, взлетели мы из столицы, поднимаемся на эшелон, наш КВС тянется к микрофону, проникновенно так откашливается и вдруг спрашивает: «Товарищи пассажиры, а есть здесь летчики?». Ну, в салоне, естественно, паника, у народа глаза по пять копеек, кому-то вообще плохо стало, даже стюардессы и те, перепугались. А КВС помолчал с пару минут, и весело так заявляет: «Да не бойтесь вы, товарищи пассажиры, конечно же есть летчики! Вас приветствует командир воздушного суда Епифанцев! Температура за бортом минус 60 градусов Цельсия, высота такая-то такая-то, и т.д., и т.п.! Я думал до пенсии он теперь точно не долетает, ан нет, обошлось благополучно. Недавно, кстати, видел его, аж сердце защемило. Ехал он на какую-то конференцию, так ты не поверишь, приличного пиджака ему было не на что купить, и он со старого форменного кителя погоны отпорол, пуговицы пластмассовые взамен металлических пришил, вот тебе и парадно-выходной костюм. И так ведь со всеми получилось, кто при Союзе летал: государство до нитки обобрало, пенсии нищенские понасчитало и выживай, как хочешь. Попробуй списанному летчику на земле нормальную работу найди! Я, например, только одну такую профессию знаю, где также, как в небе, платят за то, что ты постоянно борешься с земным притяжением! Угадай, Урмас, о чем речь?

– Ума не приложу! Может, космонавт? – с деланным недоумением развел руками второй пилот, и я внезапно заметила, что во взгляде Урмаса ослепительно вспыхнул нетерпеливый огонек, словно сам факт присутствия КВС вызывал у него бесконтрольный приступ раздражения.