До сих пор не ясна связь между пониманием и раздражением. Сообщение может быть и понятным и вызывать раздражение или квалифицироваться как «иностранное» даже в случае, если хорошо понято [Hultfors, 1986]. Другими словами, «понимаемость» необязательно напрямую связана с лингвистическими факторами. Негативный аффект не всегда обусловлен негативной реакцией на фонетические ошибки говорящего.

Некоторые исследователи считают, что более важно, когда раздражение включает в себя замечание о «приемлемости» или критерии, по которому носитель языка судит о языковой норме как о конфликте имплицитных и эксплицитных целей нормы [Santos, 1988]. Норма не только закладывается в компетенцию изучающего иностранный язык, но и регулируется речевым опытом в реальной коммуникации. Ошибки компетенции вызваны некоторыми пробелами в знаниях учащихся. Коммуникативные ошибки связаны с не соответствующим норме оформлением высказываний, если у учащегося имеется представление о том, кáк это нужно сделать.

Важно учитывать экспериментально доказанный факт, что суждение слушающего о собеседнике в определенной степени зависит от разборчивости речи [Fayer, Krasinski, 1987, р. 318]. Так, возможны следующие последствия общения с иноязычным индивидом, речь которого может быть охарактеризована как «неинтеллигибельная» (unintelligible):

• коммуникация совсем не состоялась (что встречается довольно редко);

• общение не достигло желаемого результата;

• у собеседника возникает недоверие к профессиональной компетентности говорящего;

• невнятная речь говорящего подсознательно вызывает предвзятое отношение у слушающего;

• личности говорящего приписывается стереотип, часто принижающе-уничижительный [Morley, 1991].

Исследователи предпринимают попытки установить категории типов ошибок с целью выявления иерархии относительной значимости, предполагая, что, например, грамматические ошибки более серьезны, чем лексические или какие-либо другие. И в этом случае трудность заключается прежде всего в разграничении ошибок по степени их значимости для коммуникации. Если контекст (ситуация общения) способствует пониманию ошибочных высказываний, то носитель языка может пропускать те или иные ошибки, причем остается неясным, чем он руководствуется в своем выборе фиксируемых ошибок. Разделяя ошибки на те или иные группы по степени значимости для коммуникации, мы не можем точно указать, каков источник сбоя для респондента, оценивающего ошибку. При использовании оппозиций, один из членов которой маркирован, а другой – нет, бо́льшая степень раздражения у носителя языка наблюдается в направлении немаркированность → маркированность, чем в обратном направлении [Santos, 1988, р. 208]. Выявленный данной группой респондентов корпус ошибок можно считать достоверным для данного списка предъявленных стимулов, однако нет абсолютной уверенности в том, что другие респонденты обратят внимание на те же самые ошибки.

Т. М. Клейменова предложила рассматривать критерий коммуникативной значимости ошибок не с позиций контроля и оценки уровня владения иностранным языком, а с точки зрения «возможности дифференциации корректирующей тактики преподавателя с целью более эффективного осуществления процесса обучения» [Клейменова, 1989, c. 3]. Автор разделяет ошибки на коммуникативно недопустимые (искажают содержание высказывания, например фонематические) и коммуникативно допустимые (не оказывают существенного влияния на содержание, ошибки в форме высказывания – артикуляционные и интонационные).

С. С. Хромов предпринял попытку классификации интонационных ошибок по принципу коммуникативной значимости или «степени влияния неправильного интонирования на акт понимания» [Хромов, 2000, c. 95–96]. Все интонационные отклонения разделены автором на три группы: