В принципе, я про такую особенность местного водоёма знал, но…

Как-то раз приехала ко мне хорошая знакомая из города. А куда ещё её водить гулять посреди лета, как не на пляж. Ну мы и пошли. В принципе, я знал, что она не умеет плавать, но…

Развлекались мы на пляже вот как: я заходил по грудь в воду, она хваталась мне за плечи, я изображал из себя паром, а она баржечку на буксире. И прошли мы таким образом пять метров, десять, а потом я обнаружил, что подо мной дна нет.

В принципе, проплыть надо было всего метра два-три, но…

Именно в этот момент юной леди самой вздумалось ощутить под своими ступнями мягкий песок речного дна. Представьте её удивление, гораздо больше похожее на панику, когда она впервые в жизни не обнаружила под ногами твёрдой почвы.

Но зато я как-то сразу обнаружил, что когда тебе пытаются вскарабкаться на голову, довольно трудно удержаться на плаву. Я и не удержался. То, что я ушёл с головой под воду, не прибавило подруге благоразумия. Что-то нечленораздельно вереща, она пыталась взобраться всё выше по моим ушам, но и их длина имеет свои пределы.

Народ на берегу на её верещания особого внимания не обращал, так как в трёх шагах детишки игрались всего по пояс.

С огромным трудом я сумел сделать героический плывок наверх, высунул из-под воды рот и что есть мочи прошептал на весь пляж:

– Бульк! Бульк!

А как вы наверняка знаете, в переводе с утопающеского это означает – спасите скорее.

К нашему счастью, тётенька, сидевшая напротив нас на берегу, в этот момент отвлеклась от крайне занимательного романа Антонины Скучнопишущей и сумела понять если не точные слова, то уж общий посыл нашей с подругой пламенной речи.

Сделав недовольное лицо, она вошла по пояс, правой рукой схватила руку моей ненаглядной – и вот она уже на берегу. Я без её миленьких ножек на шее сумел сделать рывок наверх, где и встретился с левой рукой моей спасительницы.

Погрозив мне пальце, тётенька пошла утешать всхлипывающую от пережитого подругу.

Я ей сказал: «Буэльк, буэльк!» В переводе с чуть-не-утонувшегошевского это означает: спасибо большое, вы нам обоим жизнь спасли.

– Не за что! – ответила она мне на это, – внимательнее надо быть, балбес!

Пока я отплёвывался, моя подруга пришла в себя и решила, что водных процедур с неё на сегодня достаточно, о чём и намекнула всё ещё дрожащим голосом.

– Постой минуту – сказал я, продолжая отплёвываться. – Окупнусь ещё разок и пойдём.

Не знаю, что бы ответила моя леди, если бы меня довольно неожиданно не поддержала наша спасительница.

– Правильно, – сказала она, – пусть плывёт. А то потом всю жизнь будет воды бояться.

И я поплыл. А потом выплыл, и мы ушли с пляжа, ещё раз поблагодарив тётеньку, но так и не догадавшись спросить её имя.

Моя подруга так и не научилась плавать. Когда я при ней рассказываю кому-нибудь эту историю, она вовсе не считает её смешной.


Четыре вопроса о личном

Первый вопрос – когда это всё началось?

Её мнение – задолго до нашей эры, когда литосферные плиты двигались слишком активно, и две из них защемили ей сердце.

Моя версия – на десяток лет позже. В тот вечер, когда она вместе со своей подругой оказалась каким-то образом на вечеринке в моей комнате. И мой друг – известный мачо – весь вечер клеился к её спутнице, а я подумал – дружище, что же не так с твоими глазами? Ты же выбрал совсем не ту!

Второй вопрос – как долго всё это длилось?

Она ответит – ровно двести сорок три дня и полторы тысячи километров, из которых последние сто оказались непреодолимыми.

Я считаю – гораздо дольше. Иначе отчего мне так паршиво, каждый раз, когда я опять еду по тому маршруту.