На что Лина ответила, что уже переросла свой юношеский максимализм, вольна в своих решениях и не желает больше ничего слышать об этом. Тетя молча улыбнулась и обняла ее.

Федор Игнатович слушал Лину. Девушка рассказывала мягко, словно на уроке перечисляла факты из своего хорошо подготовленного конспекта, но все-таки в некоторых местах ее речь сбивалась, она говорила эмоционально, торопливо и повторялась. Она была так похожа на его первую любовь. Во внешности девушки чувствовалось, что она принадлежит другой расе; даже движения ее походки отличались от земной. Но тембр ее речи, ее выученной земной речи, был похож на тонкий голос его первой горячо любимой женщины.

– …Так я оказалась здесь, – сказала Лина.

Окончив свой рассказ, она посмотрела на небо и вздохнула.

– Ты скучаешь по Санксу, тете, сестре?. – спросил Федор Игнатович.

– Да, скучаю, честно, очень скучаю. Но больше я скучаю по Тимуру, – ответила Лина.

– Я должен кое-что сказать тебе.

Лина посмотрела на свекра. Тот продолжил:

– Лина, я был у врача несколько месяцев назад. Я болен. У меня злокачественная неоперабельная опухоль.

Лина остановилась посредине аллеи, по которой они шли.

– Подождите, что это значит? – сказала она, – Я не верю, что ваша медицина не может справиться с обыкновенной опухолью!

– Может, но не с моей. Я сам во всем виноват. Я слишком запустил свою болезнь. Уже поздно что-либо изменить.

Лина взяла руку пожилого мужчины в свою.

– Вы не представляете, как мне жаль. Неужели нельзя ничего сделать?

– Увы, дорогая моя, увы. Врачи дали срок не больше года.

Молча и рука об руку они пошли дальше по аллее. Солнце светило все также ярко, и небу было невдомек, какие тучи были на душе у Лины и Федора Игнатьевича.

С того самого дня, как Федор Игнатьевич рассказал Лине о своей болезни, прошло еще пару месяцев, наступило лето. На этот раз невестка и свекор словно поменялись местами. – теперь Лина ухаживала за Федором Игнатьевичем. Она заботилась о нем, как об отце, которого у нее никогда не было. Эта забота скрасила ее дни и наполнила жизнь новым смыслом. Она ждала Тимура, обрывала связь главного управления, новое и светлое чувство зарождалось в ее сердце. Ей снова хотелось жить. Цветы, поблекшие на ее шее месяцами ранее, под лучами знойного летнего солнца, стали ярче и красивее. Узоры на руках засияли золотым свечением. Лина питалась лучами солнца, и ее кожа засветилась изнутри мягким светом. На щеках появился румянец, кожа снова приобрела загорелый оттенок.

Федор Игнатович был несказанно рад такой перемене в девушке. Лина отправила несколько электронных писем друзьям и родным, устроилась в центр переводов. Днем она ездила на работу, вечера проводила в заботах о свекре. Выходные с коллегами ходила по музеям и выставкам, расширяя свои знания о человеческой истории и искусстве.

– Какие планы на выходные? – спросил Федор Игнатович Лину, когда в одну из осенних пятниц они сидели за чашкой чая.

– В субботу днем пойду с друзьями в парк, в воскресенье идем в кино.

– Здорово, на какой фильм?

– Какая-то фантастика, точно не помню.

Лина встала, убирая чашки со стола.

– Лина, папа..!

В дверях стоял Тимур. Чашка выпала из рук девушки. Она всплеснула руками и бросилась на шею к своему мужу.

– На счастье, – смеясь, сказал он.

Федор Игнатович приподнялся со стула.

– Сынок! – воскликнул он.

– Не вставай, папа, – остановил его Тимур.

– Я так рада тебя видеть! Ты не представляешь, как я рада! Как мы рады! – восклицала Лина, обнимая и целуя Тимура.

Тимур подошел к отцу и обнял его. Точнее сказать, стиснул в объятиях.

– Полегче, полегче, Тима, – попросил его Федор Игнатович, – Ну, садись же, рассказывай, почему не предупредил, что приедешь? Почему с нами никто не связался? Почему нам вообще не сообщали о тебе ничего? Господи, как же я рад, что ты вернулся. Не говори ничего, просто присядь. Я всегда знал, что ты вернешься в свой родной дом.