В нижний резервуар гейзерной турки налила необходимое количество воды, отмерила две ложки кофе в ситечко, прикрутила резервуар, огонь зажгла под конфоркой с рассекателем и, зажмурившись, в предвкушении удовольствия, приготовилась ждать, пока любимый напиток будет готов.

И тут, конечно, вступил в дело закон Мёрфи, и какая-то сволочь утопила своим кривым пальцем пуговку нашего дверного звонка, отчего вся квартира наполнилась пронзительным воем.

– Говорила же, – бормотала я, выливая в раковину кофе. – Говорила, – убирая покрывало. – Сто тысяч раз говорила, – отдирая скотч от дверной рамы. – Бро, ну на какого дьявола нам этот электрический зверь? У меня от него инсульт с инфарктом случается… Но что отвечала мне Бро? Правильно? А это, чтоб баба Люба нас могла разбудить, если мы ей после будильника в стенку не отстучимся...

И вот теперь я осталась без кофе, Бро снова устроит обыск в поисках заначки… Если не заблюёт всё, конечно. Доспать-то ей не дали…

Я вылетела из кухни в тот момент, когда на пороге спальни появилась Бронислава. Она шумно принюхалась, зажмурилась и, облизнувшись, сообщила:

– Надеюсь, ты его выпила, а не в раковину вылила.

С перепугу я попятилась и икнула. Не то чтобы я боялась Бро, за всю нашу совместную жизнь она ни разу пальцем меня не тронула (полотенцем разве что по спине за нечастые школьные тройки).

– Потому чта, если вылила… – продолжила она, угрожающе щурясь и надвигаясь на меня.

И тут в дверь снова позвонили.

– Ну, до чего ж звонок зло@бучий, – возмутилась моя Брошечка и добавила зловеще:

– Пойду вырву кому-нибудь руки.

Тут, пожалуй, стоит сделать небольшое отступление и два слова сказать о внешности моей Бро.

Она была маленькой, я бы даже сказала миниатюрной блондинкой. Этакая тургеневская барышня с локонами цвета спелой пшеницы, с огромным голубыми глазами и ангельским личиком. И вот за этим вот личиком, за губками бантиком, за тонкой шейкой и острыми ключицами весьма успешно пряталась «отъявленная стервь», «подколодная змея» и «бой-баба, палец в рот не клади». Этими хлёсткими эпитетами, если что, не я её наградила, я в свою Брошечку искренне и беззаветно была влюблена с самого детства и по сей день, даже несмотря на её поганый характер, о котором знала больше всех Брошкиных сослуживцев и подопечных вместе взятых. А их было немало. Ибо работала Бро в родном интернате массовиком-затейником. То есть социальным педагогом, педагогом-организатором, снегурочкой, подружкой Осенью и музруком по совместительности. А точнее, завучем по УВР, по учебно-воспитательной работе, если человеческим языком.

Интернат наш (я его нашим называю, потому что всё детство в нём околачивалась, пока Бро домой с работы ждала) был не из тех, в котором детки богатеньких Буратинок учатся, а самый обычный. У здешних школьников либо вовсе предков не было, либо такие, что уж лучше никаких.

Чего я только там ни видела! И как дети друг друга травят, превращаясь в свору бешеных собак, и как дерутся за последнюю шоколадку, как платья одна другой ножницами уродуют, косы остригают, да бьются не на жизнь, а на смерть. А ночные воспитатели и учителя? Думаете лучше? Работать с подростками и в обычной-то школе – тяжкий труд, а здесь, где двойками не испугаешь и папе с мамой на плохое поведение не настучишь… Нервишки у многих сдавали.

Пороли интернатовских ремнём и скакалкой, в качестве наказания ночью голыми выгоняли в коридор, не давая спать до утра, на хлеб и воду сажали. А дети от этого только агрессивнее и злее становились…

Уж сколько лет Бро положила на то, чтобы вбить в их звонкие от пустоты головы, что молчать об издевательствах нельзя, что неважно, кто зачинщик, сосед по койке или местный трудовик, что с любой проблемой нужно идти прямо к ней, а уж она-то правильное решение всегда отыщет…