– Ты так и не ответила по поводу парусника, – говорит Клинт, стоит нам усесться за столик и сделать заказ.

Он скользит пальцем по чувствительной точке на моей ладони, и я краснею. Мне кажется, что люди в кафе смотрят на нас и прекрасно знают, о чем мы говорим. Я оглядываюсь и замечаю, как мужчина за соседним столиком отворачивается, будто пойманный за подглядыванием.

– По-моему, здесь не лучшее место для таких разговоров, – говорю я, смущенно опуская глаза.

– А я, между прочим, не сказал ничего криминального. Здесь все ходят под парусом так или иначе. И смотрит он совсем не поэтому. Просто ты красивая. Мне все завидуют.

Я смущенно улыбаюсь, а Клинт продолжает гладить мою ладонь, попадая по всем известным ему чувствительным местечкам. Внезапно на меня накатывает обида: лучше бы он так соблазнял меня сегодня утром, вместо того чтобы просто прижать к стене. Я забираю у него руку и прячу ее под стол.

– Что такое? – тут же улавливает смену моего настроения Клинт.

– Я не смогу тебе объяснить.

– Утром ты расстроилась. Я не сдержался. Извини меня. – Я качаю головой, смягчая свою реакцию улыбкой. – И ты обязана дать мне шанс все исправить.

– Хорошо, я согласна, – тут же иду я на попятную.

Остаток дня мы с Клинтом гуляем по улочкам, изучаем город – сплошь двух- или трехэтажные здания с сильным налетом южной ленцы, – фотографируемся, едим мороженое и, конечно же, возвращаемся на пляж поплавать на закате.

А воскресенье рушит наши планы проливным дождем.

После совета Боуи проверять сообщения от арабов накануне, я сделала это своей новой привычкой. Как чувствовала. И только поэтому в четверг не проморгала вечернее письмо от Эперхарта. Я вообще не ожидала ничего подобного, потому что целую неделю центр стоял на ушах, занимаясь разруливанием гонкогнского контракта.

Сибил, которая «не может справиться сразу с тремя контрактами», выпросила привлечь нескольких менеджеров к урегулированию вопросов. Но Эперхарт рассудил по-другому и выделил ей наиболее опытных личных помощников, в число которых вошла Элейн. Элейн, которая ненавидела Сибил всей душой. Каждый день за обедом мы слушали ее жалобы на свою временную – какое счастье, что временную! – руководительницу и то, как на них всех орал Эперхарт. В понедельник Элейн докипела до отметки ста пятидесяти градусов Фаренгейта, во вторник – до ста шестидесяти, в среду – до ста восьмидесяти, в четверг – двухста. В пятницу мы ждали, что у нее повалит пар из ушей, потому что контракт еще не готов, несмотря на горящие сроки… И тут Эперхарт кидает гребаный Гонконг и пишет мне:

«Мисс Хадсон, можете объяснить, по какой такой причине я вынужден поднимать свои записи по Эмиратам, чтобы вспомнить, на чем остановились наши переговоры?! Нанимая личного помощника, я рассчитываю, что это облегчит мне работу, а не наоборот. Завтра в половине восьмого утра я жду вас у себя в кабинете. Не вздумайте опоздать.

Р. Эперхарт»

После такого я не выдержала и со стоном сползла вниз по подлокотнику дивана, с трудом подавляя идею еще и накрыть лицо ноутбуком. Разумеется, Клинт тут же поинтересовался моим состоянием, на что я вынуждена была снова промолчать. И уставиться на свежевыстиранный костюм. Я ведь думала, что до понедельника буду предоставлена сама себе, так отчего бы не быть небольшой поблажке?

Дело в том, что на прошлой неделе обещавшийся эксперт Кайеда мне так и не написал. Разумеется, в воскресенье я им на это мягко попеняла. Если честно, эти арабы своей необязательностью начали напрягать даже меня! В понедельник утром я кинула Эперхарту сообщение о том, что нас опять прокатили, зато аналитический отдел сработал как надо: список у меня. В ответ, однако, получила короткое «ок» и молчание длиною в несколько дней. Все знали, что босс нынче живет одним Гонконгом, и я не стала волноваться по этому поводу. Зря.