Полковник-танкист направился к капитану, по пути подняв прозрачный щиток, прикрывавший лицо, поверх каски, то же он сделал и с очками, подняв их и закрепив на козырьке каски. Все увидели его лицо, оно оказалось очень симпатичным и молодым, на вид лет двадцати. Он подошёл к капитану и остановился напротив. Капитан вытянулся по стойке смирно и приложил руку к краю каски, полковник тоже отдал ему честь.

– Товарищ полковник! Второй батальон занял территорию немецкого лагеря советских военнопленных шталаг триста шестьдесят шесть зет. Сопротивление охраны лагеря полностью подавлено. Немцев убито двенадцать человек, ранено двадцать семь. С нашей стороны трое легкораненных. Территория лагеря оцеплена по периметру и осмотрена. Вся оставшаяся охрана лагеря взята в плен. Сбежать никто не успел. Все советские военнопленные, кто мог ходить, выведены из бараков. Командир третьего батальона Ломакин, – отрапортовал капитан.

– Вольно, капитан! – скомандовал полковник, опустил руку и спросил: – Что значит, кто мог ходить?

– Очень много больных и истощённых из-за плохого питания, антисанитарии и тяжёлых работ, на которых немцы их использовали. В некоторых бараках третья часть, а в некоторых половина. Ещё десять санитарных бараков, там вообще мало ходячих, – ответил капитан.

Полковник подошёл к толпившимся по периметру площади военнопленным и медленно пошёл вдоль края толпы, всматриваясь в их лица. Когда он дошёл до Яши, то остановился, постоял с минуту и спросил:

– Как зовут? Какое звание? Сколько тебе лет?

– Красноармеец Яков Рожков. Двадцать лет, – слабым голосом ответил Яша.

– Где и когда попал в плен?

– В Белоруссии, второго июля сорок первого под Белостоком.

– Почему не бритый?

– Нам нечем бриться, товарищ полковник. У нас нет бритв.

– Когда последний раз мылись и меняли бельё?

Яша замолчал, задумавшись и пытаясь вспомнить. Наконец, после долгой паузы, вспомнил и ответил:

– Мылись два месяца назад. Бельё ни разу не меняли. У нас у всех вши, многие переболели тифом.

– Чем вас немцы кормили?

– Двести граммов хлеба, картофельная похлёбка два раза в день и горячий чай три раза в день.

– Где начальник лагеря? – спросил полковник, повернувшись к капитану.

– Мы ещё не разбирались, товарищ полковник. Все немцы там, – ответил капитан, показывая на пленных немцев, стоящих под охраной на другом конце площади.

Полковник развернулся и направился туда.

– Wer ist der Lagerkommandant?11 – громко спросил он, подойдя к немцам.

Немцы стояли и с нескрываемым удивлением смотрели на полковника, но никто из них не откликнулся, будто они не поняли вопроса.

– Ich frage noch einmal. Wer ist der Lagerkommandant? Soll ich vielleicht danach die Gefangenen fragen?12 – повторил полковник с явными нотками недовольства в голосе.

Майор Зульцбергер вышел из группы и ответил, нагло глядя полковнику в глаза:

– Ich bin der Lagerkommandant.13

– Still stehen, wenn der ältere Offizier mit dir spricht! Melde dich, wie es das Statut verlangt!14 – громко рявкнул на него полковник.

Яша к этому времени уже начал немного понимать немецкий язык и очень удивился тому, что советский полковник-танкист так хорошо говорит, да ещё и сердито командует. А по внешнему виду он был не старше Яши. Немецкий комендант изменился в лице, вытянулся перед полковником и уже без спеси по-военному представился:

– Lagerkommandant des Kriegsgefangenenlagers Major Sulzberger.15

– Warum haben Sie die Gefangenen mit Scheiße ernährt? Warum sind sie so hungrig, dass sie kaum auf den Beinen stehen? Warum sind sie schmutzig und unrasiert? Warum haben sie Läuse und sind alle krank? Kennen Sie die Genfer Konvention über den Umgang mit den Kriegsgefangenen? Wir haben die deutsche Regierung davor gewarnt, dass für die Nichteinhaltung dieser Konvention persönliche Verantwortung zu tragen ist. Haben Sie das gewusst, Major Sulzberger?