Стучать в окно сторожки, она не боялась. Мысли остались там, возле мужа. Сторож вяло открыл калитку, когда увидел в окно женщину. Но сон слетел с него, когда в освещенный дверной проем вошла женщина с разбитыми коленками и ладонями, с прерывающимся от бега, свистящим дыханием. Он помог набрать номер «скорой». Телефон был с диском, и она никак не могла попасть на нужную цифру. Но даже будь он кнопочный – руки у нее тряслись, губы тоже и объяснить дежурному «скорой помощи» она едва смогла. Там, на том конце провода эмоции не учитываются и не влияют на скорость записи.

После звонка Юльку как ветром сдуло. Только на полу остались капли свежей крови, собравшиеся в лужицу возле телефона.

Вернувшись домой, она поняла, что Генке стало хуже.

Гена корчился на земле, мокрый и холодный. Жена судорожно пыталась облегчить его страдания, поливая водой, растирая грудь, обкладывая мокрыми полотенцами, чтобы сильнее охладить тело. Сознание Гены переживало тоже своеобразный спазм. Казалось, что закрываются все двери, не только двери в легкие, но и двери в этот мир. Всё съежилось в нем до нестерпимой боли, до жуткого отчаяния. И только Юлька, маленькая беспомощная Юлька не давала сознанию угаснуть, не давала совершить прыжок в спасительную беспредельность и оставить ее навсегда.

Когда Юля начала растирать грудь, руки, ноги закоченевшего мужа, он с трудом просипел:

– «Вот и все. Молись».

Для Гены воздух в легких стал невыносимо твердым, он горел в каждой клеточке измученного тела. Хотелось окунуться в ледяную воду, чтобы потушить эту топку. Как ни хватай ртом воздух извне, он не попадает внутрь – дверь закрыта. Это не цепи, не оковы, которые можно разорвать в предсмертной агонии, наполняющей неистовой силой, безмерным желанием жить. Это бестелесные руки смерти. Это адское пламя. И никакие обливания водой на морозе в этот раз не помогали. В груди хрипело, и если этот хрип вырывался наружу, то уносил с собой огненный воздух. Но и это не приносило облегчения, потому, что вместо него не попадал морозный воздух улицы. Вместо него приходили спазмы, сжимая тело в каменную глыбу.

Оставить ее опять на века, как это было раньше. А потом искать в этом огромном мире людей, живущих в суете, отрешенности от самой сути жизни. И он нашел в себе силы, собрал все крохи любви, задавленные жуткой болезнью в этот миг, чтобы выдавить из себя последнюю просьбу:

– «ЗОВИ!!»

Она поняла, что он уходит. По серым губам, по стекленеющему взгляду, по скованным мышцам всего тела. Безмерно-любимого тела, наполненного чудным бессмертным духом. Мысли о себе, покинутой и одинокой, возможно придут, но это будет позже, не сейчас. А лучше бы и никогда. Их души нашли друг друга здесь и соединились светом того знания, что не разделит их нигде.

Когда так мучается любимый, ни одна мысль о себе не мешает жить его проблемой. И только его слова, едва слышные, едва понятные, но наполненные такой неистовой силой, отрезвили ее, остановили и заставили задуматься:

– « Кого звать?»

Он завалился на нее неожиданно, и обмяк. Она начала его тормошить, бить по щекам. А он как-то податливо распластался на замерзшей земле, и широко открытые глаза были обращены к звездному небу. Он не дышал. Его тело становилось землей этого мира. И она на коленях, сидя рядом, с любимым человеком дико закричала:

– «Люди! Где вы? Помогите! Хоть кто-нибудь! Умоляю!» Она кричала недолго, но голос быстро охрип и безответно повис в тишине. Какие могут быть люди в этой дали! Кто еще может жить на отрезанном от цивилизации клочке земли?!

Как-то вдруг рассыпались все постулаты веры, заученные фразы, имена. Она на миг растерялась и замерла. Из памяти всплыло имя Архангела Михаила. Именно его помощь нужна в первую очередь, именно он поможет обрести здравомыслие в критический момент. Потом, обретя какую-то твердость и уверенность, она произнесла имя Матери Марии. Эти имена так часто произносились, что не заставили Юлю напрягать память в миг решающей ситуации, хотя собраться с мыслями в такой момент мало кому удается.