Нет, от этого не стало лучше. Моя душа пылала. Я будто горела в огне. Но неожиданно во мне будто выключили что-то, отвечающее за эмоции. И я ощутила, как камень в душе стал тяжелее, боль начала разъедать меня изнутри, но с этим не получалось ничего сделать.

Где-то я слышала, что, когда тебе больно, нужно выговориться или поплакать. Кому-то помогает это, а кто-то может заесть горе чем-нибудь вкусным. Кто-то тратит эмоции на уборку, как и я недавно, но… На этот раз я ничего не хотела.

Было желание просто валяться на кровати, пить что-то крепкое и предаваться жалостью к себе.

После душа я надела сорочку, набросив поверх халат. Отыскала на кухне коньяк, оставшийся там ещё со времён брака с Виктором и, не проверив срок годности, откупорила тот. В голову пришла сумасшедшая мысль, заставив меня хмыкнуть, а после и засмеяться.

Впервые за свои двадцать восемь лет мне хотелось совершать импульсивные поступки. Делать то, что раньше казалось дикостью, попробовать то, что не успела или прежде боялась. Если подумать логично и рассудительно, я долго жила, как правильная и домашняя девочка. После десяти вечера никуда не ходила, в клубы практически не выбиралась, с пьяными людьми не общалась, от любвеобильных девочек держалась подальше и тому подобное. И кто вообще придумал эти правила? Почему я так была зациклена на делении мира в чёрно-белую гамму, ставя себе своеобразный блок на очень и очень многое? Почему я всегда отказывалась получать удовольствие от жизни?

Сев на прохладный пол прямо в кухне, сделала внушительный глоток прямо с горлышка. Раньше я не пила ничего, кроме вина и шампанского, да в роковую для себя ночь попробовала единственный раз за всё время водку. И теперь коньяк обжигал мне язык, горло, в носу щипало, но я не сдавалась. Упрямо делала глоток за глотком, будто воду пила. Давилась, кашляла, ощущала, как по шею текло что-то горячее, скатываясь всё ниже и ниже, но не обращала на это внимание. Соски, затвердевшие от холода, вынудили меня подтянуть колени к груди и с громким звуком оторваться от бутылки. Теперь мои внутренности сжигало не от обиды, а от крепкого алкоголя. По ощущениям как если бы я выпила кислоту с ядом.

— Чёртов Виктор! Чёртовы мужчины! — зло выругалась, разбив бутылку о пол.

На некоторое время стало тихо и немного спокойнее. Устало опустив голову на колени, закрыла глаза.

Как не сойти с ума и перестать думать о возможном предательстве любимого человека? Как принять тот факт, что он не страдал после нашего развода, а целенаправленно шёл к этому? Как?

Я не помнила, сколько так просидела. Кажется, даже задремала. Но когда в дверь неожиданно позвонили, в тишине квартиры звук домофона послышался зловещим. Открыв глаза, я встрепенулась и обнаружила, что всё ещё находилась на кухне, уже лёжа на полу и пытаясь согреться руками. Рядом валялась разбитая бутылка в луже из коньяка. Чудом не наступив на осколки, кое-как поднялась на ноги. Голова кружилась, пока я шла в сторону прихожей и мысленно проклинала неожиданного визитёра, нарушившего мой покой.

Однако Виктор был последним человеком, которого я ждала в тот день. И, словно по команде, я вспомнила слова Волкова.

«Если твой этот бывший муж снова приедет к тебе, а он придёт, лишь вопрос времени, когда, то ты придёшь ко мне».

Пол под ногами качнулся. Чтобы не свалиться в обморок, я крепко вцепилась в косяк двери, невидящим взором смотря на гостя, который стоял на пороге и смотрел на меня жалостными глазами. Руки держал в карманах куртки, да и выглядел как побитая собака.

— Ты?! — воскликнула я, сердце болезненно сжалось.