Нет, я отнюдь не считаю, что Зоя должна жить с этим пьяным дураком, и дышать его перегаром, но и вот так решать свои проблемы одним махом, второпях, через других людей – тоже не следует.

Новый рабочий день начался поучительно.

Нет, сначала всё было хорошо. И даже отлично. Я подкатила к депо «Монорельс» на автомобиле. Вышла из машины, ловя восхищённые, завистливые и восхищённо-завистливые взгляды на себе. Да, понимаю, «наши люди в булочную на такси не ездят», и народ прекрасно знал, что живу я в семи минутах ходьбы от работы, если напрямик через пустырь. Но, во-первых, с утра изрядно похолодало, небо затянуло свинцовой хмарью, вдобавок по радио обещали полдня моросящий дождь. А зачем мокнуть под холодной моросью, если я могу с комфортом на машине? Во-вторых, я хотела по-быстрому сгонять к «опиюсу» Быкову (если успею). Его настойчивость уже начинала беспокоить. Ну, а в-третьих, водителем в этой жизни я была всего второй день и просто наслаждалась возможностью лишний раз покататься.

В таком вот приподнято-радужном настроении я вошла в вестибюль, с легкой улыбкой на губах прошла по коридорам конторы, свернула во внутренний дворик и, уже, широко улыбаясь собственным мыслям, спустилась в полуподвальчик.

И тут моя улыбка резко увяла.

Потому что в собственный кабинет меня не пустили. Там уже восседала Герих, а мои вещи оказались выброшены в коридор. Точнее, как попало свалены в кучи у противоположной стены. Даже фикус и то не пожалели, и он завалился набок, комья земли рассыпались вокруг измятых листьев.

– А что вы здесь делаете? – я вошла в свой (или уже бывший свой?) кабинет и обратилась к Герих, которая сидела за моим столом и что-то писала.

– Вы что, не видите – я работаю! – вызывающе вскинулась Герих. – Извольте выйти вон. Вас не приглашали… в мой кабинет!

– Вы точно ничего не перепутали? – удивилась я и всё еще стараясь быть толерантной.

– Нет, Лидия Степановна, – ощерила в улыбке неряшливо испачканные в помаде губы Герих, – теперь это мой кабинет.

– Может быть, скорую вызвать? – сочувственным тоном спросила я, – вчера жара такая стояла, скорее всего вам в темечко напекло…

– Вот хамить мне не надо, Горшкова! – фыркнула Герих. – Мне этот кабинет Альберт Давидович отдал!

– Покажите приказ, – потребовала я.

– Какой еще приказ?

– О том, что вас назначили на моё место.

– Меня не назначили… пока ещё не назначили, – хмыкнула Герих, – но кабинет Альберт Давидович отдал мне.

– Меня об этом не уведомили, – пожала я плечами и подошла к коммутатору, – сейчас вызову понятых, милицию, составим акт взлома с целью хищения особо важных документов и личных денег.

– Каких еще денег? – взвизгнула Генрих.

– У меня здесь сумма была… большая… отложенная на покупку телевизора, – мерзко улыбнулась я. – Я сейчас живу в деревне, моя квартира пустует. Поэтому, чтобы воры не украли, храню все деньги здесь.

– Но вы же сейчас врёте, – прошипела Герих, – никакой суммы у вас не было.

– Милиция разберётся, – пожала плечами я. – Факт взлома налицо. Мои вещи, в том числе и личные, разбросаны по коридору. То есть то, что осталось от моих личных вещей. Деньги там тоже были.

Герих выпучила глаза.

А я не удержалась, процитировала:

– И куртка замшевая. Две штуки.

– Ваши вещи никто не трогал! – сорвалась на визг Герих.

Но я дальше слушать не стала, уже нажимая на кнопку вызова.

Буквально через десять минут кабинет был битком набит народом. Женщины из отдела кадров и Егоров что-то там записывали, составляя акт. Герих изображала умирающего лебедя, хватаясь то за сердце, то за голову, то трубно сморкаясь красным распухшим носом в огромный клетчатый носовой платок. Лактюшкина капала в стакан с водой валерьянку, демонстративно громко отсчитывая капли. Рядом крутились Базелюк и Акимовна из бухгалтерии. И все жалели бедную Тамару Викторовну, которую злая я довела до нервного срыва и практически до инфаркта.