Я посмотрела на Эдичку и на его скулах отчётливо проступили красные пятна.

– Итак, чем конкретно вы занимались весь этот год? И какие производственные мероприятия планируете посетить? Какие провести? В каких принять участие?

– Эммм… – левый глаз Эдички задёргался.

– Ладно. Давайте я ещё больше конкретизирую, – улыбнулась я кроткой улыбкой голодной анаконды, – расскажите мне, как у нас, в депо «Монорельс» идёт пропаганда коммунистических идей под вашим непосредственным руководством? Какие показатели? Результаты? Только давайте поквартально, чтобы не углубляться в излишние подробности.

– Но я контролирую все мероприятия!

– Контроль и отчёты «наверх» относятся к внешней стороне вашей работы, Эдуард Александрович, – покачала головой я, – как вы сами правильно сказали, эти вещи не для этих стен.

– Но я сосредоточен на этой работе! Она занимает почти всё моё время!

– Вижу-вижу, сколь вы одержимы работой. Только вот плохо, что на остальную работу времени у вас не остаётся… а ведь это целых 75% – выразительно поморщилась я, – помнится совсем недавно, после посещения Олимпиады, вы перепутали сотрудницу из вверенного вашему кураторству коллектива с другой, посторонней, женщиной. Более того, огласили эти непроверенные данные на общем собрании. Прилюдно.

– Но Лидия Степановна! – вскричал с видом оскорблённой невинности товарищ Иванов и тут же быстро добавил, с томным придыханием, – Лидочка, милая…

Он чуть помедлил, наблюдая за моей реакцией.

Я изобразила лёгкое смущение.

– Я ревновал! Да, ревновал! Когда мне регулярно сообщали, что Горшкова то ушла с итальянцем, то Горшкову видели с румыном, то Горшкова то, то Горшкова сё – я сходил с ума от ревности! Я страдал! Да! Страдал!

– То есть это была маленькая такая личная месть ревнующего мужчины? – с взволнованным видом подсказала я и для убедительности похлопала глазками.

– Да! – быстро схватился «за соломинку» Иванов.

Моя бровь насмешливо изогнулась и по губам зазмеилась ухмылка.

– То есть «нет», я просто… – попытался исправиться Иванов, но я не позволила.

– А сколько ещё товарищей из нашего депо пострадали от вашей ревности, злости, гнева, шуток? – мой голос лязгнул металлом. – Сколько ещё непроверенных данных вы вот таким вот образом огласили на общем коллективном собрании? Сколько судеб вы сломали?

– Лидочка!

– Ой. А что это у вас с лицом? – вдруг резко перевела тему я.

– Упал, – уши Эдички вспыхнули и заалели.

– Ай-яй-яй, что ж вы так неосторожно то? – закручинилась я. – Пьёте, что ли?

– Лидочка!

– Кстати, мне вот тут вдруг шепнули, что вы вчера склоняли к саботажу работников…

– Не может быть! Я никогда! Кто мог такое сказать?! – возмутился Иванов, да так искренне, что мне прям чуть не стало его жалко.

– Сами подумайте, – пожала я плечами равнодушно.

И тут дверь в кабинет с шумом распахнулась и в образовавшийся проём просунулось потное взволнованное лицо Швабры:

– Лидия Степановна! Мне сказали, что меня в графике нет!

Я пожала плечами, мол, что поделаешь, жизнь – штука несправедливая.

– Но как же так! Как так можно?!!!

– Ксения Владимировна, вы сейчас предлагаете, выгнать товарища Иванова и провести собеседование с вами? – чуть поморщилась от изумления я.

Судя по выражению лица Швабры, именно так она и предлагала. Товарищ Иванов тоже это понял. Потому что вид у него сделался очень кислым.

– А почему вы его первым? – предприняла следующую попытку Швабра.

– Ксения Владимировна, мы сейчас будем это обсуждать? У вас какие-то сомнения в моей компетенции? Или что? – и добавила, не удержавшись от мелкой пакостливости, – знаете, как в народе говорят, кто первый встал – того и тапки.