На мгновение взгляд его стал осмысленным.

– Первым делом бабу себе найди! – узнав меня проорал он по-немецки.

Он повторился, но уже из микроавтобуса, куда его грузили остальные.

– Бедные родители, уже с утра…, – сказал на языке Гёте со скорбным лицом куда-то в сторону мой шофер.

Мне почему-то показалось, что он из потомков немцев.

Такси неторопливо отъехало от вокзала, вливаясь в поток автомашин. Я прильнул к окну – все было внове и очень сильно отличалось от европейского.

От международного аэропорта Эсейса в Буэнос-Айрес шла современная автострада с несколькими полосами в обе стороны. По ней было довольно оживленное движение. Плотной массой неслись легковые автомобили, преимущественно европейских марок, по правой полосе солидно пыхтели тяжелые грузовики и автобусы, между которыми проворно шныряли маленькие грузовички – камионе́ты. Такого разнообразия форм и расцветок сроду не видал. Складывалось впечатление, что каждый автобус или камионету владелец сам сколотил в гараже. До этого нечто подобное видел по телевизору, в передачах про страны Юго-Восточной Азии. И все это гудело, бибикало, пролезало в каждую щель между более крупными собратьями, умудряясь оставаться целым.

Над проезжей частью, на газонах обочины, на проносящихся мимо зданиях, висели громадные рекламные щиты, как всегда призывающие есть, пить, одеваться и наслаждаться самым лучшим за самое святое, что есть у каждого из нас – деньги.

Слева проплыл и остался сзади комплекс больших зданий на живописной лужайке, выполненных явно в азиатском стиле. Как я позже узнал, это была академия таэ-квондо, принадлежащая федеральной полиции Аргентины.

На всем протяжении поездки этажность застройки понемногу возрастала. Если в начале преобладали одноэтажные строения явно пригородного типа, то потом пошли многоэтажные дома, а некоторые и совсем современные.

Мы проезжали Гран-Буэнос-Айрес, громадный мегаполис радиального строения с диаметром около ста километров, двигаясь в его центральную часть, собственно и называемую Буэнос-Айрес.

Удивляло другое.

На плоских крышах всех домов без исключения стояли большие синие, пластиковые емкости с водой. Стояли неприкрыто, без всяких декоративных щитов, могущих их скрыть из эстетических соображений. Выглядело очень непривычно – как лес унитазных бачков.

В Аргентине нет водонапорных башен, а давление в трубопроводах не такое сильное, особенно это касается высотных зданий. Вот для создания нормального давления и ставят накопительные емкости на крышах.

Мой путь лежал в Бельграно, богатый район, расположенный на севере Буэнос-Айреса, где меня ждали господа Беликовы, знакомые Кирилла, и где я мог остановиться на несколько дней для акклиматизации и осмотра столицы. Далее я должен был ехать на юг в знаменитую Патагонию, воспетую в романах Жюля Верна, в усадьбу одного русского сеньора для освоения азов испанского языка и зарабатывания трудовой копейки на первых порах, пока языком не овладею.

Конечно, не возбранялись и путешествия по югу Аргентины, в перерывах между трудами праведными, при наличии свободных денежных средств, или трудоустройство у немцев, во множестве живших в тех краях, но начинать с чего-то осязаемого надо было. Этим чем-то на ближайший год должна была стать усадьба Комарова Виталия Георгиевича, беспартийного, еще крепкого господина годков за семьдесят, живущего бобылем в уединении с двумя взрослыми детьми, и крестьянствующего по мере сил на бескрайних просторах Патагонии.

Такова была вкратце моя диспозиция.

Между тем машина, меня везущая, уже въехала в Бельграно. За окном проплывали чистенькие улицы и овощные лавки, ухоженные дома, многочисленные кафе и бистро на открытом воздухе, с неторопливо беседующей за чашкой кофе публикой. Рай-он по роскоши ничем не отличался от соответствующего района где-нибудь в Мюнхене.