Мать Бориса долго не могла заснуть и всё донимала мужа шепотом:

– Надо же быть такому – «коляску» в дом притащил! Где ж это видано? Накой нашему сыну такая жена? Я-то думала, что он найдёт достойную жену себе…

– А что или кого имеешь в виду под своим понятием «достойную»? – задал вопрос Василий Петрович.

– Умную, в полном здравии, ходячую, образованную, чтобы мне помогала на старости лет. А Иринка, смотри, какую подсунула, которая годиться только в подстилки, на одну ночь! Ему нужна девушка своего круга, а у этой какие-то нервные клетки в мозгу умири, и кто знает, что там осталось?

– Мать, прекрати, – останавливал её Василий Петрович. – Сразу видно, что Надя – девочка умная, в меру эрудированная, и все шарики с винтиками у неё на своём месте, а что касается заболевания, то с кем чего не бывает.

– Вспомни, что она говорила про свою мать – женщина вольной жизни, а яблоко от яблони не далеко падает. Может и она легкого поведения, как мать? Мы ж с тобой в гены не заглянем, и никто не заглянет…

– Девушка в инвалидной коляске не может быть лёгкого поведения в силу своих физических ограничений. Неужели это тебе не понятно? Она без коляски с трудом передвигается по стенке. Далеко можно уйти на таких ногах и таким способом? Ты об этом подумала?

– Тоже мне новоявленный профессор кислых щей по медицине. Давно ли в тебе такая грамотность объявилась? Ты же только и умеешь железо лить!

– Я ведь не только железо лью, но и с тобой живу не один десяток лет, а это куда труднее первого!

– Да, со мной живёшь, как у Христа за пазухой – никаких проблем и забот не ведаешь. Кто бы тебя так любил и холил? Пойду, гляну, как там они спят: кто на ком? Сердце очень тревожится. Как бы она его не приворожила? Ведь всего можно ожидать от интернатских, жаль сынок пострадает от доверчивости.

– Слушай, ворона, перестань каркать, дай им самим разобраться в своих чувствах и понять – кто есть кто.

– Да, они разберутся, когда дети пойдут, – не унималась Зоя Петровна, словно лежала на раскаленных углях. – Наш сын нужен ей только из-за квартиры и для приюта чужого чада, который не известно от кого и с какими физическими и другими последствиями. Это я сразу разгадала, как в глаза её бесстыжие посмотрела. А наш-то, дурачок, весь размяк, как свеча от огня тает!

– Да дай ты спать, неугомонная баба! – чуть матерно не выругался отец. – До чего ж ты, я впрямь не знаю… Перестань, утро вечера мудренее. Перестань бить тревогу раньше времени…

– Когда гром грянет, мужику будет поздно креститься, – продолжала свою песнь мать. – Вот женится, а потом будет всю жизнь муку маять! Нет, я ему это всё завтра утром скажу. И пусть он не считает меня своей матерью, зато потом всю жизнь будет меня благодарить, что я его спасла от опрометчивого шага. Я не позволю жить им вместе! Нет!!!

– Слушай ты, – чуть не повысил голоса отец, – Бога побойся. Пусть Надя уедет, тогда и скажешь. Ну, нельзя такое говорит при девушке. Согласись хоть с этим!

– Хорошо, – сурово согласилась Зоя Петровна, – но намёк на свои мысли и взгляды я ему скажу всё же завтра утром, и в этом ты меня не остановишь, – и она отвернулась лицом к стене.

– О, Господи, с кем я жил всё это время? – одними губами прошептал отец, однако Зоя услышала его и ответила:

– Жил, как у Христа за пазухой, и горя не мыкал…

– Тьфу ты, пропасть, поспать спокойно не даст, – и он сделал вид, что начал спать, а на самом деле долго не мог уснуть. Он всё думал о жестокости судьбы к одним людям и двойной жестокости к другим, старался найти способ помочь Борису и Наде. Но решил, что они сами должны во всём разобраться и решить свою судьбу, так как за них самих это никто не сделает, а «добрым советом» иногда можно только навредить, если характер у одного из влюбленных стойкий и напористый, как у его сына. «Господи, если по воле Твоей они сошлись, то дай им счастья, сотвори великое чудо, помоги рабе Твоей избавиться от такого недуга! Господи, на всё Твоя воля великая!», – подумал Василий Петрович усердно. Он так и не уснул в эту ночь.