– Зачем же он туда ездит? Что он там делает?
– Не знаю, что он там делает. Это вы его спросите. Но Никита – оригинал, и всегда говорил, что ему там нравится. В этой деревне ему спокойно, и он так отдыхает. Места там – заповедные, очень красивые. Брат рассказывал, что на рыбалку и охоту постоянно ходит на лыжах. Он – мужик здоровый, сильный. Мне порой кажется, что ему грубый, физический труд удовольствие приносит. И что, исходя из его незаинтересованности в бытовых, простых житейских ценностях, он родился лет на двести позже, чем ему следовало бы. Вот век восемнадцатый, с учетом всех мировоззренческих установок брата, ему бы пришелся как нельзя кстати.
– Так, когда же он вернется?
– Ещё раз говорю, не знаю. Никита – птица вольная. Ни семьи, ни детей у него нет. Он полгода живет в самом Кирове, а потом, захотелось ему – и уехал на полгода в деревню. Это я так, для примера сказала. Поэтому не знаю, когда ему обратно в Киров захочется. Может, завтра приедет, а может – к весне.
– То есть вот этот телефон, который он оставил для контакта своим сослуживцам – это ваш телефон?
– Да, так. У него в квартире, которая находится в Кирове, телефон не установлен. Там, в деревне, его, кажется, ни у кого нет. Вот поэтому он мой домашний номер своим бывшим сослуживцам для связи и оставил. Если что, то я ему передам.
– Понятно. А может он уже приехал в Киров? Просто к вам домой не заходил ещё.
– Нет. Такого быть не может. Он, когда уезжает в свою деревню, всегда ключ от своей квартиры мне оставляет, чтобы я туда периодически приходила посмотреть, что там всё нормально. А то мало ли чего случится. С собой он ключи от квартиры не берёт, боится потерять. Поэтому, когда он возвращается в Киров, то сначала приходит ко мне, забирает ключ и идет к себе домой. А так как ключ этот в настоящий момент у меня, то и Никиты в Кирове нет.
– Значит, ваш брат нигде не работает сейчас? На что же он живет?
– Наверное, не работает. Я его не спрашиваю. Но он раньше, с начала девяностых, трудился в какой-то крупной частной компании. Был там даже генеральным директором, в костюмах ходил. Но года три назад брат ушёл оттуда. Или его ушли. Никита сказал, что не его это. А на жизнь он себе заработал. Это он так сказал. Вот.
– Понятно, – заметил Артём, а затем перевел тему разговора. – Даже не верится, что он так мало вам говорил о своих бывших сослуживцах по армии. У них же была такая дружная компания? Тумнетувге Иван, Павлов Виталий, Кузнецов Александр, Николаев Олег – может быть, вы слышали эти имена?
– Никита мне рассказывал о своих друзьях по армии, но имена и фамилии их я не запомнила. Мне это было ни к чему. Хотя Ивана запомнила – у него такая необычная фамилия и внешность неславянская. Брат, когда они все вместе приехали как-то к нему в гости, даже представил мне их. Такие хорошие, здоровые ребята! Потом он к ним в гости ездил.
– А он не говорил вам, в связи с чем и когда уволился из армии?
– Уволился он в начале восьмидесятых, года через два после московской олимпиады. Точнее сказать не могу. Знаю, с его слов, что они все вместе ушли из вооруженных сил. Наверное, там что-то произошло. Они же на Чукотке служили. Никита рассказывал, что туда только лучших бойцов брали. Брат сам был всегда в их числе, в школе с медалью отучился, военное училище тоже с отличием закончил, являлся кандидатом в мастера спорта по боксу, в соревнованиях часто выигрывал. Он же серьёзно планировал карьеру в армии строить. Ему до майора – год оставался. Никита его очень ждал, говорил, что старшим офицером станет. Поэтому, когда он приехал домой и сказал, что больше не служит, все были в шоке. Брат не любил на эту тему разговаривать. Только отцу что-то рассказал. Папа после того разговора темнее тучи долгое время ходил. Тоже никому ничего не говорил. Хорошо хоть ушёл из жизни, не дожив до развала СССР. А то ведь всю жизнь коммунизм строил. А оказалось, что это стало вдруг никому не нужно, и строили они не то, и шли не туда. Вот. Только, что-то меня не по теме разговора потянуло. Вы уж простите меня.