Однако, как только мы вернулись домой, я тут же вытащил из портфеля тетрадь и, наплевав, что она по русскому языку, на свободном листе записал пришедшую идею. Позже подробнее ее обдумаю, а сейчас главное – не забыть.

Время на осмысление оказалось потрачено не зря. Так я узнал, что еще никакой пленки и даже близкого аналога, как были у кассет будущего, пока не существует. Граммофоны начала двадцатого века использовали восковые валики или диски и длительность записи была не больше пяти минут. Прорыва в том, чтобы создать «кассету» у меня тупо не получится. Зато в процессе изучения устройства граммофонов я наткнулся на то, из чего состоит шарманка и как работает она. И вот тут я решился на создание такого, чего не видел ни в этом, ни в моем прошлом мире. А я ни много ни мало захотел «скрестить ужа с ежом».

Простейший музыкальный инструмент, который мне оказался доступен – ксилофон. Детская игрушка по сути: семь брусочков и две палочки. Каждый брусок при ударе палочкой по нему издает свой звук в тональности одной из нот. Я же решил попросить моего отца выточить мне семь брусков из металла, которые бы были созвучны основным музыкальным нотам. Тот понятное дело сначала покрутил пальцем у виска и сказал, что не сможет мне помочь. Пришлось обращаться за помощью к нашему учителю музыки, оперировать к его тонкому слуху и напирать на то, что он станет причастен к созданию нового музыкального инструмента. Тот внял – сыграли роль мои прошлые заслуги.

У отца отвертеться не удалось, и к весне я стал обладателем семи тоненьких металлических пластин различной толщины и такого же количества тонких иголок с шариком на конце. Дальше отец закрепил пластинки на тонкой дощечке, но так, чтобы при ударе по ним иголкой не терялся звук. После этого пришла пора второй части моего плана по созданию «плеера рабоче-крестьянского, карманного». В цеху у отца я обзавелся двумя цилиндрами, к которым приварили тонкие пластинки – для закрепления на цилиндре бумаги. К одному из цилиндров приделали пружины для механического взвода, как у игрушечных машинок. Несколько оборотов – и цилиндр крутится со скоростью около пятидесяти оборотов в минуту. Правда крутится недолго – две минуты максимум, но я надеялся исправить это сразу, как обзаведусь батарейкой или аккумулятором. Пока же и то и другое – дефицит жуткий, да и размерчик у аккумуляторов мама не горюй.

И наконец – последний шаг к созданию «Огнефона». Вот так скромно я решил назвать свое творение. Длинный рулон бумаги шириной как раз чуть больше, чем общая ширина пластинок на дощечке. В этом рулоне пробиваются дырки, как на перфокарте под размер шариков на иголках. Места, где пробить дырки, определяются с помощью нотной тетради, на которой записано музыкальное произведение. После этого прикрепить рулон на цилиндры, шарики иголок упираются в полотно рулона, но стоит тому начать крутиться и дойти до места, где расположена дырочка, то тут же иголка ударяет о металлическую пластинку под собой, издавая звук…

– Дзинь-дзинь, дзин-дзинь, дзинь;

Дзинь-дзинь, дзинь-дзинь-дзинь, дзинь.

Мелодичный перелив разнесся по бараку, заставив всех на мгновение замереть. Когда завод моего «огнефона» завершился, первым прокашлялся дед Демид и озвучил общее мнение присутствующих.

– Мда, Сережа, такого исполнения «Смело мы в бой пойдем» я еще не слышал.

– Но ведь узнаваемо? – спросил я и тут же напел первые строки, – «Слу-шай, ра-бо-чий; вой-на на-ча-ла-ся»…

– Узнаваемо, узнаваемо, – посмеиваясь, остановил мое фальшивое пение дед. – Ток, этот твой прибор лучше для другой музыки подойдет. Где скрипка там, или пианино. Но молодец, кхм, мда…