Однако следует отметить, что применение какого-либо технического средства выступает способом построения нормативного материала. Отсюда использование юридической конструкции должно «квалифицироваться», на наш взгляд, как законодательно-технический прием. Так, использование уголовно-правовой конструкции преступления возможно, среди прочего, путем конструирования в уголовном законе составов: материальных, формальных либо формально-материальных; простых и сложных (это и есть технические приемы).

Результатом использования юридических конструкций являются всевозможные законодательные конструкции. Например, на базе конструкции преступления создаются составы преступлений, на основе конструкции наказания – законодательные конструкции наказаний и т. д. Последние также имеют конструктивную природу, поскольку состоят из взаимосвязанных элементов. Следовательно, юридические конструкции служат прообразами, на основе которых «тиражируются» единичные законодательные конструкции. Вот здесь-то и возникает чисто лингвистическая проблема – полисемия (многозначность) термина «конструкция». Этот термин приемлем в равной мере для наименования и средства законодательной техники, и результата его работы. Чтобы избежать подобной двусмысленности, термин «юридическая конструкция» желательно употреблять только в одном значении – в смысле средства законодательной техники. Для наименования результатов применения этого средства вполне допустимы, по нашему мнению, выражения «законодательная конструкция», «нормативная конструкция», «законодательное построение» и т. п.

Поэтому под юридической (уголовно-правовой) конструкцией преступления должны пониматься, на наш взгляд, не составы тех или иных преступлений, а общая их модель, обобщенная их структура (в дальнейшем мы будем именовать ее конструкцией преступления). Она объединяет элементы, традиционно изучаемые в общем учении о составе преступления. Термин «состав преступления» имеет свое основное значение, которое было раскрыто в предыдущих параграфах настоящей главы. Однако «слово в процессе своего исторического развития кроме основного значения может приобретать новое, производное значение»^>[289]. Такая эволюция произошла и с термином «состав преступления», поскольку, например, А. Ф. Черданцев, рассматривает состав преступления уже не как законодательное строение определенного преступления, а как юридическую конструкцию.

И в этом значении – значении юридической конструкции, средства законодательной техники – термин «состав преступления» обозначает совсем иного плана правовой феномен, а именно обобщенную структурно-системную модель различных преступлений. Состав преступления, понимаемый в таком ракурсе, не бывает общим или специальным, материальным или формальным и т. д., потому что, как правильно отмечается в доктрине, «деление составов на виды с точки зрения этой общей их структуры не имеет под собой основы»^>[290]. Чтобы не создавать терминологической путаницы, состав преступления в значении средства законодательной техники (инженерного средства) мы и именуем юридической (уголовно-правовой) конструкцией преступления (или просто конструкцией преступления).

Данная конструкция состоит из четырех частей (объект, объективная сторона, субъект и субъективная сторона), подразделяемых на элементы, изучаемые в общем учении о составе преступления. Объективная сторона, например, включает элементы «деяние», «последствия», «причинная связь», «способ», «средства», «орудия», «обстановка», «место» и «время»; субъективная сторона состоит из элементов «вина», «мотив», «цель» и «эмоции» и т. д. Названные элементы конструкции преступления пусты, поскольку не заключают в себе никакого информационного заряда (они играют роль ярлыков). Набор и наполнение данных элементов и предопределяют полноту регламентации соответствующего состава. Кстати, конструирование основания уголовной ответственности по праву называют наиболее известной сферой применения юридических конструкций в уголовном праве