Большинство двухсторонних договоров, которые подписаны в настоящее время, – это документы, не претендующие на подмену российской Конституции. Хотя надо отметить, что они регулируют не те отношения, которые связаны с учетом специфики субъектов Российской Федерации, а предусматривают общие положения, которые должен регулировать федеральный закон.
Возникает вопрос: если договор имеет приоритет над Конституцией и федеральным законом, тогда мы имеем дело с договорной федерацией (договорное государство), если Конституция и закон (что указано в ст. 4 и ст. 15 Конституции РФ) первичны, а сам договор вторичен, то это классическое суверенное государство.
Конфликт в данном вопросе был отчасти решен при рассмотрении Конституционным Судом РФ в январе 1998 г. дела о проверке конституционности Лесного кодекса Российской Федерации. Конституционный Суд РФ рассмотрел вопрос о соотношении договора между органами государственной власти РФ и Республики Карелия, с одной стороны, и Лесного кодекса РФ – с другой, в регулировании отношений по владению, пользованию и распоряжению лесными ресурсами. Конституционный Суд РФ признал, что регулирование федеральным законодателем лесных отношений осуществлено в соответствии со ст. 72 и 76 Конституции РФ. В то же время Конституционный Суд РФ не дал прямого ответа на вопрос, в каком соотношении по юридической силе находятся договор и федеральный закон.
Есть группа противоречий, которая возникла из-за определенной спешки, в результате недоработки, а может быть, в результате небрежности законодателей. Проект Конституции создавался в условиях затянувшейся конфронтации между высшими законодательными и исполнительными органами власти. Конституционное совещание, которое обсуждало проект Конституции 1993 г., работало в очень сложных условиях, что привело к появлению существенных противоречий. Эти противоречия, к сожалению, не были устранены в период подготовки проекта, и в последующем был принят принцип равноправия субъектов, который регламентировал равенство субъектов Федерации, одновременно давая перечень субъектов Российской Федерации в ст. 65 Конституции РФ по шести категориям, а не общим списком, как было бы логичнее. Тем самым исключалась универсальность принципа равноправия.
В ст. 71 и ст. 72 Конституции РФ встречаются совпадающие предметы ведения. Так, в п. «в» ст. 71 установлено, что «регулирование и защита прав и свобод человека и гражданина; гражданство в Российской Федерации; регулирование и защита прав национальных меньшинств» находятся в ведении Российской Федерации, а ст. 72 определяет, что «защита прав и свобод человека и гражданина, защита прав национальных меньшинств; обеспечение законности, правопорядка, общественной безопасности; режим пограничных зон» находятся в совместном ведении Российской Федерации и субъектов Российской Федерации.
Пункт «а» ст. 71 гласит: «…принятие и изменение Конституции Российской Федерации и федеральных законов, контроль за их соблюдением» находятся в ведении Российской Федерации. В то же время ст. 136 устанавливает, что поправки к гл. 3–8 Конституции РФ принимаются после одобрения органами законодательной власти не менее чем ⅔ субъектов Российской Федерации.
Существует определенная неполнота конституционного регулирования, в частности, ч. 3 ст. 5 Конституции РФ не закрепляет принцип конституционного разграничения предметов ведения между Российской Федерацией и ее субъектами, а определяет вытекающий из него принцип разграничения между органами государственной власти Российской Федерации и органами государственной власти субъектов Федерации.