Представляется, что классификации типов социальной солидарности, предложенные Э. Дюркгеймом и С. Зoледовским, противоречат друг другу лишь на первый взгляд. При более же внимательном их сопоставлении можно сделать вывод о том, что различаются они во многом лишь терминологически. Действительно, с одной стороны, классификация С. Золедовского кажется более убедительной потому, что в конечном счете все люди принадлежат к одной биосоциальной общности – человечеству, в рамках которого образуются менее масштабные социальные группы, и именно это обстоятельство, а не их различия побуждают людей к солидарности. Но с другой стороны, чем более обширна общность, тем больше различий имеется между ее членами – в самых же крупных общностях различия над чертами сходства, пожалуй, доминируют. Видимо, именно это подчеркивал Э. Дюркгейм, разграничивая типы социальной солидарности. Так что его терминология представляется вполне логичной и уместной и будет использована в тексте настоящего монографического исследования.

Наконец, в зависимости от механизмов и социальных технологий обеспечения социальной солидарности ее можно подразделить на три типа: естественный (либеральный, свободный) – реализуемый в рамках институтов гражданского общества (фонды и иные гуманитарные НКО, акции солидарности, спонсорство, донорство, волонтерство, благотворительность, усыновление и т. п.), государственно-организованный (государственный) – олицетворяемый социальным государством и иными публично-правовыми объединениями, и, наконец, занимающий между первыми двумя промежуточное положение побуждаемый государством тип социальной солидарности – осуществляемый институтами гражданского общества, обязываемыми к тому государством (отчисления работодателей в пенсионные фонды, прием на работу и учебу по квотам представителей социально уязвимых слоев населения, предоставление обязательных оплачиваемых и неоплачиваемых отпусков работникам и т. п.).

Представляется, что каждый из перечисленных в рамках последней классификации типов социальной солидарности имеет достоинства и недостатки. Так, естественный плох своей бессистемностью и отсутствием гарантий: как справедливо отметил профессор О. В. Мартышин, «не все состоятельные люди склонны к благотворительности и далеко не все нуждающиеся могут ею воспользоваться»^>69. Однако естественным путем идеи солидарности и альтруизма укореняются глубже в сознание благополучных людей, побуждая их к совершению искренних, осознанных положительных действий, проявления солидарности имеют адресный и персонифицированный характер. Организуемая же государством социальная солидарность делает ее проявления гарантированными и системными, но способствует разбуханию государственного аппарата и усилению государства (что ставит под сомнение сохранение принципа ограниченного правления как главной идеи конституционализма), усредняет социальную помощь, культивирует иждивенчество («эффект паразитирующей личности») и иные проявления социального эгоизма и инфантилизма, превращает проявления солидарности в «обязаловку» для «доноров» и само собой разумеющееся явление для «реципиентов», социальная ценность которых не осознается ни теми, ни другими. Иждивенчество проявляется в нередких случаях продолжительного существования на достойные социальные пособия. Эгоистическими подчас выступают требования бастующих и митингующих, предъявляемые к работодателям и государству: о повышении зарплаты, улучшении условий труда и т. п. При этом имеются случаи, когда государство, а по сути – политическая элита, предоставляет преимущества тем, кто громче и активнее себя ведет, кто опаснее или полезнее для нее, а не тем, кто в этом больше нуждается. В связи с этим, как ни парадоксально, социальное государство подчас обвиняют в том, что оно подрывает чувство социальной солидарности в обществе