Вера в Непобедимого бога Солнца, дарующего славу поклонявшимся ему воинам, нашла отклик среди легионеров и военачальников. Но Аврелиан, солдат до мозга костей, не понимал, что эта полностью закрытая для женщин религия не могла объединить не только Империю, но даже армию. Она была чуждой для крестьян, ремесленников и прочих непричастных к военному делу слоев населения. А именно оттуда шел основной приток рекрутов в легионы.
Храмы солнечного бога – митреумы – должны были располагаться под землей, в подвалах или пещерах. Новая религия не принесла империи грандиозных построек, а, наоборот, зарылась под землю. Злые языки шутили, что адепты Митры делают подкопы под римскими городами и те скоро обрушатся.
– Заплатить легионерам за верную службу или жрецам за благословение бога Солнца, – вздохнул Константин. – А ты что думаешь, Далмаций?
– Прошу тебя, не говори так! Митра благоволит тем, кто прославляет его на поле брани, а не тем, кто приносит ему в жертву стада быков и трусливо надеется, что ему пошлют легкую победу. Алчность жрецов позорит его имя, он накажет их. Но это не оправдает нашего пренебрежения владыкой Солнца!
Их отец Констанций, как и все высшие чины Империи, был митрийцем скорее из необходимости, чем из собственных убеждений. Таинство посвящения в культ Митры прошли и все его сыновья, будучи еще подростками.
– Если бы тебе довелось пережить то же, что и мне, ты бы знал: боги совсем не такие, как нам рассказывают жрецы. Очень жаль, что ты не справился. Я подумаю насчет золота. Решение сообщу завтра утром, – холодно произнес Константин. – Есть вести от братьев Ювентинов?
– Их переговоры с варварами прошли успешно. Они должны вернуться еще с пятью сотнями вспомогательной кавалерии. – Далмаций выглядел опечаленным.
– Когда все войска соберутся, у нас будет двенадцать легионов и восемь тысяч всадников, – подсчитал Константин. – У Максенция войск почти в три раза больше.
Далмаций молчал опустив голову.
– Ждать нельзя, иначе его армии явятся сюда. Но пока они расквартированы в разных местах. Будем действовать на опережение, нападем первыми и трижды разобьем войска, примерно равные нам по численности. Фортуна благоволит смелым! – твердо сказал император. – Осталось договориться с христианами. Вели привести ко мне епископа Осия… Только будьте с ним почтительны.
– Он уже ждет тебя у твоего шатра.
– Что?
– Я прибыл из Арелата и сразу к тебе. Мне сказали, что ты отправился прогуляться по лагерю. Я хотел пойти тебя искать, и тут появился Осий. Стража у шатра собиралась прогнать старика, но я знал, что ты захочешь его увидеть, и велел не трогать.
– Странно, что он пришел сам; должно быть, собирается меня о чем-то попросить. Оно и к лучшему, – задумчиво произнес Константин. – Тогда на этом всё. И еще, Далмаций, учись не показывать, как легко тебя расстроить. Бери пример с нашего отца, будь невозмутим.
– Постараюсь, о Божественный. – Перед тем как уйти, Далмаций поклонился.
Константин ответил ему снисходительной улыбкой.
IV
Константин быстрым шагом направился к своему шатру, чтобы поговорить с епископом, но вдруг остановился, услышав голоса, доносившиеся из шатра Авла Аммиана.
– Ты называешь наш медок пойлом, а мне противна кислятина, что вы зовете вином.
– Да ты его пить не умеешь, в глотку заливаешь, даже вкуса не распробовав!
– Вы пьете его с таким умным видом, всякие специи добавляете. А голова от вашего вина трещит, как будто по ней топором били.
– Во всем надо меру знать, а вы, варвары, напьетесь так, что валяетесь как бревна. Хоть голыми руками вас вяжи.
– Раз так, то почему вы, римляне, ни разу к нам не приходили и не вязали? Боязно, да? Зато на рассвете мы бодры и готовы сражаться. А вы по утрам после своего вина похожи на ходячие трупы бледно-зеленые.