Сто рублей от Тургенева, хоть и с опозданием, пришли. Иван Сергеевич был отзывчив и деликатен, как всегда: «С удовольствием исполняю Вашу просьбу и посылаю Вам 100 р. сер. Я бы Вам выслал все 150 р., да хлеб у нас еще не продается по причине низких цен. С нетерпением ожидаю обещанной повести и как только прочту ее, пошлю к Краевскому. Будем надеяться, что ценсура не окажется слишком строгою и Вам Ваши «Немцы» принесут и деньги, и известность»[57]. Леонтьев в это время стал отделывать повесть о школьном учителе с первоначальным названием «Немцы» (а роман на время – а потом и навсегда – был отставлен в сторону). В основу этого произведения он положил свои воспоминания о годах в калужской гимназии. Автор рассказывал об ухаживаниях двух немцев – молодого и пожилого – за девушкой (тоже наполовину немкой) и о том, как одному удалось похитить избранницу, а второй – добрый и смешной учитель гимназии, которому автор явно симпатизировал, – сошел от этого известия с ума. Повесть была немного старомодной, но характеры были выписаны ярко и полно, причем Леонтьев сохранял «дистанцию» при изложении сюжета, что вообще-то не свойственно молодым авторам – обычно они не способны держаться отстраненно от описываемых событий. Леонтьев чувствовал, что повесть удалась и не сомневался в ее успехе.

Былая тоска и меланхолия, казалось, совершенно покинули его. Конечно, главным моментом в изменившемся мироощущении стала дружба с Тургеневым. Но было и еще кое-что – тоже очень важное. Отношения Леонтьева и Зинаиды Кононовой («хитрой» и «хорошо пахнущей») определились: Леонтьев еще иногда сомневался, любит ли он Зинаиду всей душой, но ее любовь к себе он чувствовал ясно. Константин стал спокойнее и увереннее в себе. Даже занятия медициной перестали тяготить его, – «я с радостью готов был трудиться над медициной по утрам, чтобы иметь возможность потом запереться и писать, что хочу. Любовь моя также заставляла меня больше трудиться на лекциях. – Приданое у этой девушки было не велико, и я думал много о необходимости кончить хорошо курс, чтобы жениться»[58].

Будущее рисовалось ему в радужном свете: преуспевающий врач, всегда хорошо одетый и элегантно живущий, известный умением лечить и своими романами и повестями. Рядом с ним – красивая светская жена… Он начал всерьез думать о том, чтобы жениться на Зинаиде – подобное развитие событий было бы самым естественным – и написал о своих планах матери. Реакция Феодосии Петровны была резко отрицательной: Константину предстояло еще два с лишним года учиться, невеста была небогата, казалась Феодосии Петровне лукавой, да и старше сына была на два года…

Тургенев же, услышав от Леонтьева известие о том, что тот любит, любим и думает о браке, испугался за молодого друга:

– Не хорошо художнику жениться. Если служить музе, – то уж ей одной, остальное надо приносить в жертву… Еще несчастный брак может способствовать развитию таланта, а вот уж счастливый никуда не годится!

Хорошо пахнущая Зинаида была необходима как воздух, но вдруг Тургенев прав и счастливый брак убьет его талант? Тургенев подлил масла в огонь:

– Я, например, вообще не понимаю любви к девушке, – я люблю больше женщину замужнюю, опытную, свободную, которая может легче располагать собою и своими страстями… А с вашей внешностью вы могли бы сводить с ума многих женщин, что гораздо было бы лучше для вашего таланта!

Тургенев отрицательно относился к браку. Был момент в его жизни, когда женитьба могла бы состояться – речь идет о Татьяне Бакуниной, сестре знаменитого теоретика анархизма. Он, несомненно, был влюблен в нее (именно это чувство продержало его душевно несколько лет рядом с Татьяной – вплоть до встречи с Полиной Виардо), но так же несомненно, что Тургенев несколько отстраненно относился к этим сложным многолетним отношениям и мысль о семейных узах его не посещала. «С ранних лет невзлюбил Тургенев брак, семью, «основы», – отмечал в своей биографии Ивана Сергеевича другой известный русский писатель – Борис Зайцев. – …Во всех противоречиях его облика есть одна горестно-мудрая, но последовательная черта: одиночество, «не-семейственность»