И Кожемякин, который уже строил в голове планы относительно того, как он проведет эти несколько часов, которые оставались у него до возвращения на базу в Новогорске, вынужден был подчиниться. Причем интуитивно он чувствовал, что разговор его ждет малоприятный, поскольку этого человека он всегда недолюбливал – еще с тех времен, когда Кожемякин учился в ФШМ, а Зольский, переведенный в Москву с Украины, был одним из ее руководителей. За Карпом (именно так за глаза звали Зольского в ФШМ за его отчество – Карпович) уже тогда закрепилась дурная слава отъявленного интригана, за обворожительной улыбкой которого пряталась черная и мелкая душонка. И когда в ФШМ узнали, что Зольский пошел на повышение – был переведен в Спорткомитет, многие в ФШМ с одной стороны вздохнули свободно, но с другой пожалели, что этого человека, вместо того чтобы выгнать, наоборот, повысили.

Когда они вошли в кабинет Зольского, он предложил гостю сесть на стул напротив его стола, а сам уселся в кожаное кресло и сразу закурил «Мальборо», при этом заметив:

– Хорошо, что я не футболист – могу не режимить.

Затем, картинно пустив колечко дыма в потолок, хозяин кабинета вновь обратил свой взор на футболиста и сказал:

– Слежу за твоими успехами – впечатляет. Это твой первый полноценный сезон в основе и уже такой успех – лучший бомбардир команды. Сколько на твоем счету сейчас мячей?

– Четырнадцать, – ответил Кожемякин, пытаясь угадать, к чему ведет это предисловие, но так и не угадал.

– Как думаешь, Блохина обгонишь?

– Буду стараться.

– Правильно: старанье и труд все перетрут. Как личная жизнь – я слышал вы с Натальей ребенка ждете?

– Да, в будущем году.

– Так это же здорово, когда и в делах ладится, и тылы прикрыты. Однако, знаешь, как говорят англичане: когда все хорошо, то это плохо.

Сказав это, зампред громко рассмеялся, в то время как Кожемякин весь напрягся – он ждал начала главного разговора, который, судя по последней фразе, не сулил ему ничего хорошего. И он не ошибся.

Сделав еще пару затяжек, Зольский вдавил недокуренную сигарету в пепельницу и вместе с креслом придвинулся к столу – поближе к гостю. И, глядя в глаза футболисту, спросил:

– Толик, ты как к Бескову относишься?

Этот вопрос застал Кожемякина врасплох. Он с удивлением посмотрел в глаза собеседнику и, после некоторой паузы, ответил:

– Нормально отношусь.

– Нормально, как к человеку или как к тренеру? – продолжал допытываться Зольский.

– Какая разница, Леонид Карпович?

– Большая, Толик. Дело в том, что кое-кто хочет вернуть Бескова в большой футбол – сделать его старшим тренером первой сборной. А там, глядишь, он может и в «Динамо» вернуться. Ты как к этому относишься?

– Как бы я к этому не относился, меня спрашивать никто не будет, – пожал плечами футболист.

– Это ты зря так говоришь, – покачал головой замнач. – Это ты раньше был никем – в дубле штаны протирал. А сегодня ты становишься футболистом с большой буквы, с тобой начинают считаться. Вон даже в сборную тебя пригласили, а это уже о многом говорит.

– Но Бескова вернут и без моего совета.

– А ты хочешь, чтобы его вернули или все-таки без него лучше? Ведь если он вернется в сборную и в «Динамо», он лично тебе, как и остальным своим бывшим ученикам, припомнит то, как вы помогали старичкам выгнать его из команды. Помнишь, как это было?

Кожемякин, естественно, помнил, поскольку с момента тех событий прошел всего лишь год.

– Что происходит, ребята? – недоуменно спрашивал Бесков у своих игроков, стоя посредине раздевалки.