Согласно славянофильской концепции, не только самодержавие видело опору своей власти в местном (земском) самоуправлении, но и «земщина» видела в самодержавии защиту своей самобытной народной жизни149. Анализируя концепцию славянофилов, Ю.А. Швецова и А.В. Биряева пишут: «Земщина являлась выражением думы, свободы мысли людей, и к ее мнению должна прислушиваться власть. Никакие преграды не должны разделять государя и народ, власть и земщину. Словом «земля» («земщина») славянофилы именовали народ, добровольно отдавший свою политическую власть Государю, но оставивший за собой право воздействовать на него с помощью свободы слова, мысли, печати, совести и общественного мнения, доводимого до царя Земским собором»150.
Наиболее ярко и бескомпромиссно идею земского самодержавия, высказал С.Ф. Шарапов, который писал: «Иной, кроме Царской и Самодержавной, верховной власти в России быть не может. Но под нее нужно подвести совсем иной фундамент. Этот фундамент – широкое самоуправление… Все будущее России – в земстве, поставленном как первооснова государственного здания. Выделите из области государственной работы все, что имеет местный характер, – только тогда со своим делом будет в состоянии справляться центральное правительство»151. Таким образом, он особенно подчеркивал, что земское самоуправление не только не ограничивает самодержавие, но, напротив, освобождает центральную власть от чрезмерной загруженности. В своем государственно-правовом идеале С.Ф. Шарапов видел три силы – свободного собственника земли, независимое земство и, наконец, самого царя, «в верховной полноте прав которого заключаются права, как частных лиц, так и земств»152.
По убеждению славянофилов, именно земство было залогом сильной самодержавной власти. Монарх же в свою очередь был гарантом уникально русской земской независимости153. А.С. Хомяков писал: «Ни в какой стране не существует, в основе государственного устройства, таких широких зачатков местного самоуправления, как в России: нет надежнейшей опоры и оплота для русской царской власти, как наш сельский мир; на мирском или общинном строе Русской земли, способном и к более полному, в народном же духе развитию, зиждется русское самодержавие. Чем тверже и независимее верховная власть, тем совместимее с нею и всякое благо мирной свободы»154. Регулятором же отношений власти и земства опять же в первую очередь оставалась нравственная связь между царем и народом, внутренние ограничения, поставленные «верой и обычаями». Д. А. Хомяков утверждал «Народ верил (и верит доселе), что Царь, когда это ему кажется нужным, думает о великом государевом, земском деле вместе с Землею; в этом он так уверен, что ему никогда на мысль не приходило допытываться, достаточно или недостаточно Царь обращается к Земле с вопросами? …Во всяком случае, верно для народа то, что из тех рамок, которые поставлены верой и обычаями, Царь так же мало может выступить, как и он сам (народ-Земля)»155.
По мнению И.С. Аксакова, русский народ искал союза сильной самодержавной власти с землей, при этом союза свободного и естественного. «Кто произнес: «самодержавие», – писал И.С. Аксаков, – «тот вместе с тем произнес уже и «земщина», так как оба эти начала не только не находятся между собой в антагонизме, но одно подразумевает другое»156.
Надо сказать, что славянофилы были не только философами и не просто авторами уникальной социально-политической концепции, но и историками, глубоко изучавшими отечественное прошлое. Свободная, самоуправляющаяся община, искони существовавшая в русских землях, стала для них прообразом возрождения земского самоуправления в России. Власть должна была дать право свободно развиваться местной жизни, которая в свою очередь призвана была обратиться к своим истокам – соборности, общинности, способности к самоорганизации и при этом верности самодержавию