– Да ладно, Пашок. Кончай гнать, ты же сочиняешь.

– Сам ты гонишь, Остап. В натуре, говорю тебе. За базар отвечаю.

– Да гонишь.

– Да гадом буду, всё так и было. Демьян не даст соврать. Ко мне припёрлись четверо, чё по чём, хоккей с мячом. Стоят у калитки, пальцы веером. За язык меня тянут. Типа, чё братан, за базар отвечать надо. А я перед этим в стекляшке кого-то из них послал на три буквы. Короче, говорю. Чувачок! Это ты за базаром следи! А я за свой отвечу. А он такой мутный, в отмычку пошёл. Да я, мол, тут не при делах… Меня самого на непонятках держат. Я ему кричу, ты кончай дуру гнать, стоишь тут… не при делах, а сам из себя делового строишь. У меня сквозняк под ребром, а ты меня за базар развести хочешь. Я-то за базар отвечу. Он, короче, сразу глазки свои поросячие в сторону, типа, я случайно мимо проходил. А потом этот, распальцованный… да ты знаешь его. Кричит мне. Да ты, типа, кто тут есть? Бочку покатил на меня. Наколками своими думал напугать. Я ему кричу, ты чё мол, без очереди мычишь, бычара. Тебе вообще слова не давали. Сейчас твои рога обломаю и в жопу тебе засуну. Короче, они с базара съехали… Да чё ты Кася угораешь? В натуре говорю.

С выкаченными глазами и растопыренными пальцами, один из которых украшал синий наколотый перстень, брат больше походил на заправского урку, чем на подростка, но смотреть на него, рослого и бесшабашного, Димке было почему-то приятно: от поведения дружков его все больше расковывало. Кто-то из пассажиров попытался заткнуть Пашке рот, и когда брат в ответ на это выпучил глаза и сделал бульдожью рожу, Димка не смог сдержаться от восторга. Брат чувствовал поддержку друзей, и без труда поставил на место уже взрослого парня. Наверно, в компании Пашка был тем бревном, которым когда-то ломали крепостные ворота. Иногда за его хамство приходилось краснеть. В такие минуты Димка жалел, что ввязался в эту авантюру, присоединившись к этой компании. Ему скорее хотелось вылезти из автобуса и уже не выглядеть белой вороной.

Местность, по которой они проезжали, менялась незаметно, в основном дорога проходила среди леса. Очень длинные подъемы переходили плавно в спуски. Тогда автобус откашливался и, сделав перегазовку, катился дальше, накручивая версты на старые колеса. Потом потянулись мари – огромные выгоревшие пространства с черными иголками обуглившихся деревьев. Картина выглядела удручающей – горельники простирались на десятки километров и уже успели зарасти невысоким пушком зеленых деревьев: природа залечивала свои раны, но это происходило очень медленно. Люди молча смотрели потупившимися взорами на зловещую картину и вздыхали.

Где-то на горизонте возвышались прозрачные синие горы. Они разбавляли дикий пейзаж, привлекая внимание людей своей голубизной.

– Что, Димик, загрустил? Скоро приедем. – Кася снял галстук, но значок продолжал висеть на почерневшем, как кирзовый сапог, свитере. – О! Пашок! Сейчас пойдет спуск. Потом болото. Прикинь Пахан, я там лося видел. Да правду говорю. Вон в той рёлке стоял. А когда переедем речку, все, считай, приехали.

– Я в курсе, Кася. Мама писала про лося.

Пашка не любил, когда его держали за дурака, и принижали значимость его личности. В большинстве случаев это касалось отношений его и Каси. Но после слов друга он оживился и стал приводить в порядок свои вещи.

– Остап! Да проснись ты, скотина! Всё. Приехали. Вылазь из автобуса!

Ещё не успев толком прийти в себя от сна, Андрей резко вскочил, воткнувшись головой в крышу автобуса.

– Ну, Пахан! Подкатишь еще! – обиженно погрозил Андрей, глупо улыбаясь всему салону.