Между тем, суд первой инстанции, а при повторном рассмотрении – и суд апелляционной инстанции, пришли к выводу о том, что совершение указанных сделок Илларионовой М.Е. по указаниям Пугачева С.В. не было связано с исполнением заемщиками Группы № 2 обязательств перед Банком по кредитным договорам, не имело экономической целесообразности для Банка, преследовало целью прекращение прав Банка на акции как залогодержателя без какой-либо их равноценной замены и заведомо влекло невозможность возврата ссудной задолженности заемщиков Группы № 2 в общем размере 68 481 255 000 рублей.

Таким образом, суды сделали вывод о том, что банкротство Банка наступило в результате действий Пугачева С.В. по формированию в преддверии банкротства Банка необеспеченной ссудной задолженности технических заемщиков, которую составляют ссуды заемщиков Группы № 1, что причинило Банку ущерб в размере 56 537 420 000 рублей; действий Пугачева С.В. по формированию ссудной задолженности технических заемщиков в преддверии банкротства Банка, которую составляют ссуды заемщиков Группы № 2; и последующих совместных действий Пугачева С.В. и Илларионовой М.Е. по расторжению договоров залога в обеспечение ссудной задолженности технических заемщиков Группы № 2, что причинило Банку ущерб 68 481 255 000 рублей.

Доводы кассационной жалобы Пугачева С.В. о допущенных судами первой и апелляционной инстанций нарушениях, связанных со сбором, приобщением к материалам дела и оценкой доказательств, ссылки на то, что доказательства, которые легли в основу выводов судов об осуществлении Пугачевым С.В. контроля над деятельностью Банка, по различным причинам являются ненадлежащими, проверены судом кассационной инстанции и подлежат отклонению, поскольку основаны на неверном толковании норм права и по существу выражают несогласие заявителя кассационной жалобы с оценкой судами установленных по делу обстоятельств.

При этом суд кассационной инстанции отмечает, что указанные доводы, равно как и довод Пугачева С.В. о применении норм права при исчислении срока исковой давности, были предметом рассмотрения суда апелляционной инстанции и получили мотивированную оценку суда, с которой соглашается и суд кассационной инстанции.

Довод кассационной жалобы Пугачева С.В. о том, что вывод судов о наличии у первоначального протектора новозеландского траста права контролировать решения Банка является ошибочным, поскольку судами не применено законодательство Новой Зеландии, также был рассмотрен и отклонен судом апелляционной инстанции.

Суд апелляционной инстанции исходил из того, что контроль Пугачева С.В. над решениями, принимаемыми компанией «ОПК Траст Компани Лимитед», подтверждается выдержками из актов об учреждении траста, а также иными документами относительно новозеландского траста; в соответствии с выпиской из Акта об учреждении траста «Радонеж Траст» от 01.08.2008 г., договор доверительного управления был заключен 29.12.2003 г. с компанией «Радонеж Траст Компани Лимитед» (впоследствии – «ОПК Траст Компани Лимитед»), в доверительное управление которой были переданы акции всех компаний-нерезидентов.

При этом, как указано судом апелляционной инстанции, согласно акту проверки Банка России № А1-25-4/208 ДСП от 04.12.2009 г., в котором указано, что рабочей группе было представлено Решение доверительного собственника Траста «Радонеж» от 29.12.2003 г., первоначальным протектором был назначен Пугачев С.В. Кроме того, информацию о контроле Пугачева С.В. над компанией «ОПК Траст Компани Лимитед» через трастовое соглашение Банк раскрывал на своем сайте, в письмах Банку России и в проспекте эмиссии от 12.02.2010 г., где указано, что попечителем/протектором, т. е. основным лицом, контролирующим компанию ОРК Trust Company Limited на основании оффшорного договора доверительного управления, является «г-н С.В. Пугачев».