Его мысли прервал О’Мэлли, шедший рядом.

– Кстати, ваше высокопреосвященство, с вами хочет поговорить архиепископ Возняк.

– Думаю, это невозможно. Кардиналы начнут прибывать через час. А как по-вашему?

– Я ему сообщил об этом, но мне показалось, что он очень взволнован.

– О чем он хочет поговорить?

– Мне он не пожелал сказать.

– Но это же просто смешно! – Ломели взывал к Мандорффу, прося его поддержки. – Каза Санта-Марта будет опечатана в шесть. Ему следовало обратиться ко мне раньше. У меня много дел, которые я должен завершить до этого времени. С его стороны это как минимум беспечность.

– Я ему передам, – сказал О’Мэлли.

Они пошли дальше, мимо салютующих швейцарских гвардейцев в их будках, оказались на дороге. Но не успели пройти и десятка шагов, как угрызения совести стали для Ломели невыносимы. Нет, он был слишком резок. Это говорил не он – его тщеславие. Он надулся от ощущения собственной важности. Хорошо бы ему не забывать, что через несколько дней конклав завершится, и тогда он, Ломели, никому уже не будет интересен. Никто уже не будет делать вид, что слушает его истории о балдахинах и толстых папах. И тогда он в полной мере поймет, что значит быть Возняком, который потерял не только своего любимого понтифика, но и свое положение, дом и перспективы – и все в одно мгновение.

«Прости меня, Господи».

– Вообще-то говоря, с моей стороны это несправедливо, – признался он. – Бедняга, вероятно, волнуется о своем будущем. Скажите ему, что я буду в Каза Санта-Марта встречать прибывающих кардиналов. А потом постараюсь уделить ему несколько минут.

– Хорошо, ваше высокопреосвященство, – кивнул О’Мэлли, делая запись в бумагах на клипборде.

До того как завершилось строительство Каза Санта-Марта, более чем двадцатью годами ранее, кардиналы-выборщики на время конклава размещались в Апостольском дворце. Влиятельный архиепископ Генуи кардинал Сири, ветеран четырех конклавов и человек, который посвятил Ломели в духовный сан в шестидесятых годах, сетовал, что это все равно как быть похороненным заживо. В средневековые комнатенки заталкивали кровати, в таких же комнатенках размещались приемные с занавесками, имитирующими приватность. Для умывания каждому кардиналу полагался кувшин с водой и таз, а в качестве «удобств» – стул с отверстием и ведром. И только папа Иоанн Павел II решил, что такое убожество в конце двадцатого века более невыносимо. Он распорядился построить Каза Санта-Марта в юго-западном углу Ватикана, что обошлось Святому престолу в двадцать миллионов долларов.

Гостиница напоминала Ломели советские жилые дома – шестиэтажный прямоугольник серого цвета, положенный на бок. Комплекс состоял из двух соединенных короткой центральной перемычкой блоков, каждый по четырнадцать окон в ширину. В снятой с самолета фотографии, опубликованной в прессе этим утром, здание выглядело как вытянутая буква Н, северная часть которой, блок А, выходила на Пьяцца Санта-Марта, а южная, блок Б, – на стену, отделяющую Ватикан от Рима. В Каза имелось сто двадцать восемь апартаментов с персональными туалетами и ванными комнатами, хозяйничали здесь монахини в синих мантиях Конгрегации дочерей милосердия святого Викентия де Поля. В промежутках между выборами папы (то есть бóльшую часть времени) здание использовалось как гостиница для приезжающих прелатов и полупостоянное общежитие для некоторых священников, работающих в администрации курии. Последний из этих обитателей освободил свое жилье рано утром и переехал в помещение в полукилометре от Ватикана – Domus Romana Sacerdotalis[19]