Речь шла о подобии технологических парков, слитых с сугубо практическими задачами. Предлагавшееся разделение труда давало бы шанс каждому из предприятий, институтов, высшей школе раскрыть потенциал и плюс к этому извлечь материальную выгоду в зависимости от своего конкретного вклада в реформирование народного хозяйства.

Что касается совнархозов, то прежде, чем выносить окончательное решение, я предлагал опробовать их «про» и «контра» на примере нескольких регионов, расположенных в различных географических и национальных зонах СССР. Кабинетные прикидки, даже при их самом добросовестном исполнении, не гарантируют от сюрпризов и неувязок, на кои щедра действительность.

Читал ли кто мое писание, то мне не было дано узнать. Шел 1958 год. Н. С. Хрущев двинулся в народ. Он звал простых людей к участию в формировании нового образа Советского Союза, оставляя, однако, за собой определение сути совершавшегося. Примерно год спустя я получил шанс убедиться в эфемерной значимости дискуссий в партии и прессе. Незваные суждения, в особенности хотя бы на йоту расходившиеся с настроением лидера, не жаловали.

Другое мое вмешательство в экономическую сферу (посольский период работы в Федеративной Республике Германии, 1971–1978 годы, я, чтобы не повторяться, опускаю) приходилось на время моего депутатства в Верховном Совете РСФСР от Темрюка, что на Кубани. Вкратце дело состояло вот в чем.

Волевыми решениями, ниспосланными сверху, кубанскую пойму превратили в главную рисовую чеку страны. Над природой надругались, были потеряны богатейшие пастбища, воду отравили и с нею уничтожили без преувеличения уникальные рыбные нерестилища. Все эти безобразия были учинены во имя призрачной цели – «даешь миллион тонн риса в год». Безразлично, каких кондиций и какой ценой.

Темрюкский райком КПСС возглавлял в мою депутатскую пору деятельный и не казенно мыслящий А. Ф. Куимджиев. Он не спешил очертя голову исполнять сыпавшиеся из Краснодара и Москвы директивы. Его постоянно заботило, как требуемое сделать не формально и на пользу жителям района.

Вместе с ним мы в 1983 году вышли на центральное руководство с двумя проектами. Первый затрагивал святая святых – рис. Подсчеты показывали, что экономически выгоднее, как минимум по левому берегу реки Кубань, не рис сажать, а выращивать там овощи и корнеплоды и на этой базе интенсивно развивать мясное и молочное животноводство. Это вело бы к экономии валюты на закупках мяса за рубежом, которой с лихвой хватало бы на приобретение риса самых отменных сортов у традиционных производителей. Сокращение сброса отравленных гербицидами и удобрениями вод в Кубань позволило бы вплотную заняться восстановлением угодий осетровых и прочих ценнейших рыб, развитием в экологически оздоровленной прибрежной полосе курортных и туристических зон.

Другая идея предполагала превращение Темрюкского района в экономически самостоятельную зону. Району устанавливались бы на пятилетку твердые задания по обязательным поставкам зерна, овощей, винограда, продуктов животноводства и рыбного промысла. Москва и Краснодар не вмешивались бы в текущую хозяйственную деятельность сельскохозяйственных и перерабатывающих предприятий района, в распределение капиталовложений, машин и материалов, поступавших в плановом порядке в Темрюк, а вся продукция, произведенная в районе сверх контрольных цифр, реализовывалась бы на коммерческой основе.

Директора совхозов и председатели колхозов, с которыми обговаривалась данная модель, заверяли, что в первый год обретения их предприятиями самостоятельного статуса эффективность хозяйствования при сходных погодных условиях возрастет на 40–50 процентов, во второй год – примерно на четверть, а в последующий период станет повышаться на 10–12 процентов в год. Подобные обязательства, подчеркивали директора, смогли бы быть выдержаны при условии, что рубли, вырученные на рынке, превратятся в машины, удобрения, горючее, цемент, дерево и другие фондировавшиеся в те времена материалы.