Макиавелли, более поздний мыслитель, как известно, призывал к исследованию древней и особенно римской истории, в которой, по его словам, можно найти поучительные уроки для его собственного времени, поскольку природа человека, по сути, неизменна, а потому прошлое – источник знаний, аргументов и выводов, важных и сегодня. Но сегодня мало кто читает Макиавелли с той же целью. Фукидид же, похоже, позволяет взглянуть на политику более поздних эпох, в том числе и нашей собственной. По одной этой причине «История» Фукидида остается для меня одним из наиболее проницательных и провокационных текстов в любом каноне мысли о международной политике и одной из немногих книг, которые можно изучать бесконечно. Вот почему он представляется удачным отправным пунктом для этой книги, в отличие от Геродота, с которого начинает свой рассказ о политической теории Райан [Ryan, 2012, p. 5–31], ведь Фукидид описывает многие проблемы, считающиеся каноническими для теории международных отношений и для традиции реализма, существующей в этой дисциплине. Фукидида в целом считают первым и, пожалуй, самым великим теоретиком международных отношений, и не важно, выдерживает ли это утверждение академическую критику.

О жизни самого Фукидида мы знаем сравнительно мало, если не считать того, что раскрывается в самой его книге, где представлена и его собственная роль в событиях, о которых он рассказывает. Он родился между 460 и 455 гг. до н. э. Когда началась описываемая им война, ему было 25 или чуть больше лет, то есть он был не намного старше большинства современных студентов университетов и военных академий. Фукидид родился в богатой и знатной афинской семье (хотя его имя было фракийским, а не афинским). О его высоком социальном статусе говорит не только его происхождение, но и тот факт, что он поддерживал Перикла (одного из главных героев в рассказе Фукидида об афинской стратегии и политике) и враждебно относился к другим персонажам, таким как Клеон, ассоциировавшимся с популизмом и вульгарностью «новых денег». Этим, возможно, объясняется то, почему Райан называет Фукидида консерватором [Ibid., p. 12] и почему ему симпатизировал Лео Штраус, хотя он и не входил в канон философов [Штраус, 2021, с. 323–501]. В начале войны Фукидид принял участие в ряде кампаний, а затем был избран военачальником и в 424 г. до н. э. командовал военно-морской эскадрой в районе Фракии и главной тамошней афинской колонии, Амфиполиса. Когда Амфиполис пал под натиском спартанского полководца Брасида, Фукидида судили, признали виновным в предательстве и приговорили к изгнанию. Именно в период изгнания он начал писать свою историю. Своей книге он не дал формального наименования, однако она дошла до нас под разными названиями – «Война между лакедемонянами и афинянами» и под более распространенным названием «История Пелопоннесской войны». Фукидид дожил до окончательного поражения Афин от Спарты и до заката Афинской империи, однако он так и не смог закончить свой труд, который, как известно, обрывается на середине фразы: «Прибыв сначала в Эфес, Тиссаферн принес жертву Артемиде…» (книга VIII. 109) [Фукидид, 1981, с. 400].

Фукидид сравнивает свою работу с мифологиями, например гомеровской, и с более поздними способами описания, такими как «История» Геродота. Это делает его труд одним из наиболее важных ранних примеров исторического повествования. Однако его исторические достижения могут сбить с толку и отвлечь внимание от его вклада в политическое мышление. Не оспаривая его важности в роли историка и вклада в развитие историографии, я в основном буду рассматривать здесь его значение для осмысления международной политики и политической теории. Идея Фукидида будет использоваться для иллюстрации одного важного тезиса этой книги, а именно что историки часто оказывались самыми тонкими и проницательными теоретиками (то есть по сути философами) политики и международных отношений. Однако Фукидид не предлагает никакой концепции человеческого блага или идеального политического устройства, посредством которого такое благо может быть реализовано, а потому не соответствует господствующему представлению о задаче политической философии. Это ставит под вопрос категориальные различия и иерархию опыта, важную для большинства авторов, пишущих об истории политической мысли и теории международной политики [Oakeshott, 1975; Boucher, 1998].