– Гм… рада знакомству, – коротко бросила я. – Все-таки, Ольга Карповна, постарайтесь припомнить, не называл ли дедушка еще каких своих адресов в Москве?

– Ничем не могу помочь. Разве что Гриша знает, Егор Семеныч с ним толковал о каком-то дельце. Надо бы за ним послать. Федор сходит после обеда.

Ляпунова зевнула, прикрывшись платочком. Старушка хмуро глядела в пустое блюдце, ждала, пока Анисья нальет чай, подвинет вазочку с вареньем. Моя персона ее мало волновала. Мерно тикали часики на стене, на дворе перекликались петухи. Я угостилась ватрушкой, попробовала хрустящую сушку с маком, размешала в чашке кусковый сахар и нетерпеливо заерзала на стуле.

Может, пора выбираться из-за стола и начинать поиски? Но раскачать Ляпунову на бурную деятельность оказалось сложно. Она откровенно дремала, облизывая ложку с вареньем, потом потянулась к самовару за второй чашкой кипятка. Этак мы до обеда проваландаемся, а потом и до ужина просидим в гостиной.

Вдруг на улице грозно залаял пес, Анисья пошла проверять, и скоро в комнату влетела остроглазая румяная женщина лет слегка за пятьдесят. Скинула пальтишко и платок на руки прислуге, чмокнула старушку в плечико – «Как здоровьице, Пелагея Ивановна?» и, не дождавшись ответа, смачно расцеловалась с хозяйкой.

– Уж, я матушка Ольга Карповна, так спешила-так спешила, знаю, что любишь до обеда поспать. Новости больно хороши, на сей раз экземплярчик что надо – образованный и с деньгами, не больно стар. После потолкуем подробно. А я гляжу, в доме гости!

– Внучка жильца моего Егора Семеныча, – представила меня Ляпунова. – Прямиком из самой Сибири, жаждет повидать дедушку. Знакомьтесь, Алена Дмитриевна… это добрая знакомая наша…

– Акулина Гавриловна Жигалова, – женщина и ко мне бросилась целоваться, от нее пахло мылом и табаком, а еще мартовским морозцем и сплетнями. – Надолго ль в Москву пожаловали?

– Зависит от обстоятельств, – уклончиво отвечала я.

– А супруг, верно, по купеческой части? – Акулина Гавриловна птичкой порхала у самовара, разливая всем по третьей чашке кипятка.

– Мужа у меня нет, – скромно призналась я.

– Святые угодники! Вдовствуете? – ахнула Акулина Гавриловна.

Пришлось аккуратно слова подбирать для ответа.

– Я – девица. То есть, не совсем девица, хм… Сама по себе, но представление о мужчинах имею. И опыт тоже.

Старушка Пелагея, до сего времени казавшаяся глухой, перестала шумно хлебать чай из блюдца и отквасила мокрую губу, глядя на меня с опасливым подозрением. Ляпунова задумчиво крошила плюшку на скатерть, поджимала розовые губки, Акулина Гавриловна, наконец, плюхнула объемный турнюр на стул и установила локти на стол. Переглянувшись с Ляпуновой, спросила вкрадчиво:

– Уж простите за прямоту, на что ж вы живете, барышня? Родители, небось, кормят?

– У меня свои деньги. Бабушкино наследство.

«И чего прицепилась сорока! Лопай плюшки, раз пришла или развлекай Ляпунову, а то скоро заснет носом в тарелке».

Я сунула ложечку варенья в рот – у-у, смородина, вкуснотища… ягодка к ягодке в желе.

Акулина Гавриловна сделала постное лицо и прищурилась.

– Позвольте еще узнать, не в обиду сказано, а каков примерно ваш капиталец?

Я решила прибедниться немножко, брякнула наугад:

– Двести тысяч серебром и еще сколько-то денег бумажками. Перечесть недосуг. Сейчас в городе осмотрюсь и положу в банк под проценты. Не посоветуете ли солидное учреждение? И еще у меня вопрос. Нет ли среди ваших знакомых приличного человека, чтобы мог меня по городу сопровождать, а то боюсь заблудиться с непривычки?

– Эта какого же человека вам надобно? – Акулина Гавриловна начала заикаться, щечки ее еще более разрумянились от горячего чая и возросшего любопытства.