Усаживаемся ближе к окну и шёпотом переговариваемся, обсуждая план—минимум: доехать до гипера и выбрать обои, клей и мелочь для нашего а-ля косметического ремонта.
— Ещё бы набор инструментов. Дверцу в шкафу подтянуть, у стола ящик болтается.
— Можно кого—нибудь из парней будет попросить.
— Кого? — Иронично приподнимаю бровь. Много ты уже парней знаешь, чтобы обращаться к ним с просьбами?
— Я нет, но Аня наверняка же может своих попросить? Она вон, какая красотка!
Это да. Таран очень красивая и эффектная девушка: светлые длинные волосы, немного раскосые глаза и пухлые губы. И фигурка у нее — закачаешься! Это не я — метр в прыжке и то с кепкой.
Уже открываю рот, чтобы ответить, но так и замираю. В аудиторию заходит молодой мужчина невероятной внешности. Судя по реакции Ларисы, я не одна подзависла. Шатен среднего роста, на вид лет тридцати или меньше. Аккуратная щетина подчеркивает высокие скулы. А фигура… Батюшки! Белое поло облегает накаченные мышцы рук, в которых он держит объемную папку.
— Это наш куратор? Офигеть!
— Тише, — дергаю подругу. — Услышит.
— Да пофиг. Пусть слышит. Ему можно.
Ну да, я с ней согласна. Если такие преподаватели будут читать, женская часть групп точно будет ходить в отличницах! Я хоть и не заинтересована во флирте, но эстетическое удовольствие никто ж не отменял?
— Всем добрый день! Меня зовут Альберт Игоревич Сычёв, я ваш куратор. У вашего потока я буду вести философию.
Открываю тетрадь и размашисто записываю имя. Обвожу несколько раз, повторяя про себя. У красивого мужчины красивое имя. Даже жалею пару секундочек, что я всего лишь студентка. А потом записываю требования этого изверга и перестаю жалеть.
Ладно, посещаемость, это понятно. Но доклады, групповые работы, дискуссии… зачем?! Мы пришли природу защищать, а не про материи и высший разум беседы вести.
— Жееесть. — Лариска возмущена не меньше моего. — Двадцать минут, а я уже устала учиться.
Она как-то неловко машет рукой и сбивает мою сумку, стоящую на самом краю стола.
— Извините, — пищу и сползаю, чтобы собрать содержимое. Это надо быть такой вороной, чтобы забыть застегнуть. — Прости, ты не могла бы убрать ногу? — Обращаюсь к впереди сидящей одногруппнице, около туфли которой оказался мой бальзам для губ.
Она переводит на меня взгляд и специально — я же вижу! — надавливает толстым каблуком на тюбик.
— Дура! — Констатирую громким шёпотом, но в этот момент, как назло, все замолкают, и мой голос разносится по всей аудитории.
— Что Вы сказали? Девушка, я к Вам обращаюсь.
Делать нечего. Выпрямляюсь во весь рост и медленно поворачиваюсь к преподавательскому столу.
— Мне показалось, Альберт Игоревич, что я увидела слиток металла, имеющего форму бруска. — Если не сдаваться, то не сдаваться, верно? А учитывая, кем работал мой отец… Про металлургию я знаю много.
— Показалось, значит? Может, солнце слишком ярко светит? Студентка, эээ…
— Сахарова.
Куратор пробегается по списку.
— Юлия Сахарова, значит? Так что же, Юлия, могло вызвать у Вас такое странное видение?
— Вероятнее всего, некоторые эмоции не были пережиты в критической ситуации, и внешний раздражитель спровоцировал непроизвольное мысленное возвращение…
Начинаю нести какую-то ахинею, и благодарю всех богов философии (или кому они там поклонялись), когда Сычёв прерывает мой бред.
— Отлично. Об этом Вы нам расскажете на следующем занятии. Трёх дней хватит, думаю, подготовиться. Вы, судя по всему, прекрасно владеете темой. А теперь займите своё место и записывайте.
Смотрю за злосчастную раздавленную помадку и закусываю губу. Мне не жалко недорогую вещь. Мне жалко того, что это был подарок моей маленькой племяшки. Она купила мне её перед отъездом.