Присутствие-дуновение этого ветерка-холодка трудно было вызвать даже сообщением занимательных фактов из истории или, на худой конец, из биографий партийных деятелей, а уж тем более пересказом хода работы партийной конференции. Ну ладно, одной, ну двух, ну трёх. Но девятнадцати! Хотя творческий порыв и стремление к увлекательности иногда пользовались успехом.

Впрочем, Татьяна привыкла и старалась артистично, в меру весело и интересно говорить о неинтересном.

События надо было излагать живо и экспрессивно, желательно с ненавязчивыми комментариями. И при этом внимательно следить за реакцией слушателей, ловить момент, когда люди устанут. И пока их глаза не начали стекленеть, а фигуры деревенеть, требовалось срочно переключать внимание – шутить, острить, балагурить, каламбурить, вспоминать занятную байку или выкладывать исторический анекдот.

Как правило, это работало.

Сейчас проблемы вскрылись немедленно – на первых же фразах.

Татьяна сразу увидела, что люди её не понимали. Вообще. Поскольку были иностранцами и русского языка не знали. Хотя её предупреждали об этом. И она, в соответствии с договорённостью, старалась говорить просто и доступно, без зауми и фразеологизмов. Короткими и простыми предложениями.

К тому же студенты не знали истории страны. Поэтому надо было как-то выкручиваться и из этого. В двух словах сообщая, что же всё-таки происходило.

Хотя часть группы всё-таки в повествование худо-бедно в общих чертах «въезжала». И сей факт сразу бросался в глаза. Некоторые молодые люди, где надо, улыбались или грустили, радовались или печалились. Вот Лидия Петровна реагировала как надо! Здесь всё работало безупречно.

Итак, часть группы что-то в рассказе понимала. Это были, как Татьяна догадалась, студенты-европейцы, изучавшие и русский язык, и европейскую историю ещё в школе.

С темнокожими студентами всё обстояло сложнее. Те ничего не понимали, поскольку выдаваемые им мысли на их лицах не отражались. Но зато эмоции они ловили с полуоборота – на их щеках иногда играли улыбки, а в глазах в соответствующий момент пробегала тень сочувствия.

Хуже дело складывалось с азиатами. В их глазах не происходило ничего. Прямо перед Татьяной стоял молодой человек и воспитанно смотрел на стенды и на экскурсовода. При этом его луноподобное лицо оставалось совершенно непроницаемым. На нём не появлялось ни одной мысли и ни одного чувства. Студент просто слушал. И не выказывал абсолютно никакой реакции.

К середине зала Татьяна поняла, что начала работать только на это лицо, пытаясь вызвать на нём хотя бы подобие улыбки, лишь бы слегка пошатнуть традиции менталитета. Но всё тщетно – будущий авиатор не реагировал ни на что.

Европейцы слушали и немного понимали. Негры слушали и не понимали, но сочувствовали. Азиаты и особенно один из них присутствовали, не понимали и ничего не выражали.

«Сплясать, что ли?» – подумала Татьяна, повествуя уже о девятой конференции, и посмотрела прямо на индифферентного молодого человека напротив. Но он был безразличен и равнодушен, а в его непроницаемых глазах стояла ничем непробиваемая стена холодной безучастности.

К двенадцатому стенду дождаться конца экскурсии не могла уже и сама гидесса. Информация удручала, шутки не работали.

Одно её радовало по-настоящему – довольная и удовлетворённая поощрительная улыбка Лидии Петровны.

«Наверное, так надо», – успокаивала себя Татьяна.

Переходя вместе с послушной группой от стенда к стенду всё ближе к заветной входной двери, она предчувствовала скорое освобождение. Терпеть экзекуцию становилось всё мучительнее. К тому же она очень старалась не уронить достоинства и не скомкать концовку. С чувством непередаваемого облегчения экскурсовод довела группу до выхода. Вслед за студентами тихо и неспешно передвигалась бабушка-смотрительница, зорко, внимательно и насторожённо оглядывая экспозицию.