Когда хореографическая лексика органична, постановщик использует прямое цитирование. Такой была обводка в аттитюде на зубце конька в «Танго», грузинский ход на пальцах в «Лезгинке».

Традиционные прямые линии и восьмерки, принятые в фигурном катании, заменяются рисунком, напоминающим «запутанный лабиринт», где нет места простым решениям. Ориентируясь на особенности ледовой сцены, Чайковская считает, что «рисунок танца в фигурном катании имеет несравненно большее значение, чем в балете». И огромное сценическое пространство, обозреваемое со всех сторон, ставит перед постановщиком на льду более трудные задачи, чем в театре. Отсюда сложный рисунок танца в ее композициях, неожиданные противоходы фигуристов, внезапно ломающие направления их движения.

Композиционная реформа Чайковской имела в своей основе четкую драматургическую линию. Продуманный режиссерский замысел, предшествующий ее композициям, выстраивал логику драматургического развития не только в показательном номере, но и в спортивной программе.

Чайковской удалось, развивая технику фигурного катания и соблюдая правила ИСУ, превратить композицию в средство художественной выразительности.

Она впервые вводит в фигурное катание понятие «действенный конец» – в «Кумпарсите». Впервые использует такие театральные формы, как диалог и монолог. Дуэты «согласия» сменяются у Чайковской дуэтами «разногласия».

Для воплощения этих идей потребовался новый тип спортсмена. Она формирует спортсменов-актеров, способных воссоздать художественные образы хореографа.

Реформа Чайковской оказала сильнейшее влияние на развитие мирового фигурного катания. Ее основные принципы были перенесены из танцев на другие дисциплины этого вида спорта.

Критикуя традиционные балеты на льду, она предложила создать «театры фигурного катания» с участием выдающихся спортсменов. На таких принципах были созданы коллективы Игоря Бобрина, Татьяны Тарасовой, Ильи Авербуха.

Практическое воплощение эстетических идей Чайковской мы наблюдаем в современном фигурном катании, где гармоничный синтез музыки, хореографии и законов спорта стал приоритетом программ.

«Выскочили на улицу, с трудом поймали разваливающийся «рафик». Кричим водителю: «Гони, чемпион мира Александр Горшков умирает!» Водитель Сашу узнал. И погнал, дребезжа и едва не рассыпаясь на ходу. Наш пациент при каждой встряске машины откидывался назад. Во-первых – боль дикая. Во-вторых – сил держаться уже не оставалось. Еле-еле Горшкова довезли».

О самой первой моей паре, ставшей не просто знаменитой на весь мир – мир признал их эталоном, как сегодня говорят «иконой стиля» в танцах на льду, – о Людмиле Пахомовой и Александре Горшкове я рассказываю, наверное, всю жизнь.

В моем случае эти рассказы не обрастают новыми подробностями – как у профессиональных «сказителей». Но вспоминать нашу 10-летнюю работу втроем каждый раз радостно.

Я всегда, с первого дня его появления, защищала Сашу. Так получилось, что с самого начала его прихода в пару к Пахомовой все специалисты в один голос возмущались: «Что вы делаете?! Зачем ставите этого перворазрядника к чемпионке Советского Союза?!»

Критики не знали, да и я тогда не могла знать, что у «перворазрядника» Горшкова есть, может быть, главное качество в нашем виде спорта – он удивительно надежный партнер.

Конечно, Саша вначале тяжело учился, тяжело входил.

На их первой с Милой тренировке при выполнении совместного элемента он упал, раскинув руки. А Пахомова – она же вся такая гордая – покатилась дальше, не остановившись и не оглянувшись. Задела коньком его большой палец правой руки. Случайно, конечно.