Женщина открыла глаза, но, увидев над собой пустую футболку, опять их закрыла.

– Эй, ты чего, ты что, снова… – зазвучал растерянный голос невидимки. Елена почувствовала, как тёплые пальцы мужа принялись массировать её виски. Она слышала его дыхание и понемногу успокаивалась:

– Мне уже лучше, Петь… Ты даже не представляешь, до чего жутко наблюдать за полётом твоих вещей. Может, тебе лучше раздеться?

– Тебя не поймёшь, то оденься, то разденься…

– Когда я тебя не вижу, всё-таки не так страшно.

– Ладно, чёрт с тобой, буду ходить голым.

– Не ругайся, пожалуйста, я не знаю, как лучше.

Футболка, брюки и трусы, потрепыхавшись, упали на спинку стула.

– Так лучше, – спросил Пётр.

– Я же сказала – не знаю. Дай я тебя потрогаю.

– Трогала уже.

– А я ещё хочу. Но где ты?

– Ты на кровать села бы, а то лежишь на полу и командуешь.

Сев на кровать, Елена почувствовала, как постель рядом прогнулась и на её талию легла невидимая рука мужа. Растопыренными пальцами она потянулась в сторону, где примостилось его невидимое тело, пытаясь ощупать лицо.

– Осторожней! Чуть глаз пальцем не выткнула.

Нащупав плечо мужа, Елена склонила на него свою голову, обняв второе плечо рукой, и неожиданно заплакала.

Со стороны всё выглядело комично. Сидит женщина на постели одна, наклонив голову, держит одну руку в положении, словно кого-то обнимает, и при этом плачет.

– Ты что, мать?

– Ой, жалко тебя, Петь!

– Да будет тебе плакать обо мне, как о покойнике, я ведь живой.

Пётр осторожно повернул своей невидимой рукой голову жены к себе лицом, и впервые за столько лет нежно поцеловал. Затем принялся снимать ночную сорочку.

Елена сидела с закрытыми глазами. Она чувствовала прикосновения мужа, слышала его участившееся дыхание и не сопротивлялась вновь зарождавшемуся желанию.

Уложив жену на спину, Пётр смотрел на её тело, такое знакомое. Ещё вчера он равнодушно взирал на него, а сейчас оно было вновь желанным и искусительным. Примостившись рядом с женой, он принялся целовать её лицо, губы, глаза – осторожно и нежно. Потом его ласки коснулись груди, живота, бёдер.

У Елены, отвыкшей от подобных нежностей, из-под опущенных век выкатились слёзы счастья. Разгорячённая ласками мужа, она томно выдохнула:

– Возьми меня, любимый!

Пётр тоже не помнил уже, когда в последний раз слышал слово любимый. Он принялся нежно и страстно выполнять просьбу жены. Секс захватил их в свой плен, как давно в молодости.

Со стороны их соитие было зрелищем, которое могло бы шокировать кого угодно. Лежит на постели эдакая развращённая женщина, исходящая страстью сама к себе, стонет на два голоса – женский и мужской, принимает самые откровенные позы, делая вид, что занимается любовью с кем-то.

Закончив любовную игру, они утомлённые и расслабленные лежали рядом, переживая только что полученные эмоции.

Пётр искоса посмотрел на жену. Она продолжала лежать с закрытыми глазами. Попробовал закрыть свои глаза и он, но ничего не получилось. Точнее, он чувствовал, как веки скользят по глазному яблоку, как они смыкаются, но зрение не застилают. Он видел сквозь веки. «Что же, получается, – думал Пётр, – утром меня разбудил Ленкин крик. Значит, я спал? А может, был без сознания? Тогда бы не услышал крика…»

Он попытался вспомнить всё, что произошло с ним после того, как ступил на лесную тропу, ведущую к автобусной остановке. Вспомнилось только ощущение липкой паутины на лице и бегущие к нему карлики, про которых он подумал, что они – инопланетяне. Как оказался дома, как разделся – не помнит.

Услышав ровное, спокойное дыхание жены, понял, что она уснула:

– Слава Богу! – шепнул он, – пусть поспит. И нащупав невидимой рукой простынь, прикрыл ею спящую Ленку, голова которой покоилась на его невидимом плече.