У Петросяна можно вкусно поесть, попробовать разных заморских, европейских и из ближнего зарубежья вин, выпить чистой водки или настоящего армянского коньяка, а также послушать музыку. Аккордеонист Иван Анциферов, работавший когда-то в ободовском детском садике, сейчас «ровно в девятнадцать ноль-ноль» (так написано в рекламе ресторана) вместе со своим стареньким инструментом фабрики «Красный партизан» садится на небольшое возвышение в главном зале рядом с большой пальмой в деревянной выкрашенной охрой кадке. Исполняет он музыку разных народов, любит старые русские и цыганские романсы, мелодии на популярные слова поэтов эпохи нэпа и гулага, а по заказу играет все.

Двух официантов, до переезда в Обод живших в горах Армении, Петросян по совету жены выбрал из состава многочисленных родственников Мары. Ребята молодые, красивые, но малограмотные, впрочем, в пределах сумм, потратить которые в ресторане позволяют себе горожане, считать могут. Сам Роберт обучил официантов первоначальным правилам культурного обслуживания клиентов, а «работать так, как работают в ресторанах Монте-Карло, – сказал он им перед первым выходом родственников в зал, – научит вас жизнь – если, конечно, вы, как настоящие армяне, не дураки».

«Монте-Карло» сказано было для красного словца – Петросян в Монако никогда не был, все его личные впечатления о загранице ограничивались увиденным в Монголии, куда он еще в советское время ездил в составе делегации специалистов по первичной обработке кож. Посмотреть на жизнь в Монте-Карло уже много лет было главной мечтой хозяина ресторана «Шумел камыш», впрочем мечта эта в последнее время стала прорисовываться яснее и конкретнее».

Итак, Роберт Егишевич спросил жену Мару:

– Может, Мара, пора переводить деньги в швейцарский банк?

Мара, как всегда в последнее время в разговорах с мужем, возразила:

– А Швейцария что – на другой планете?

– Но там все-таки горы…

– От гор одни дополнительные осколки.

Петросян долго молча глядел на огонь в камине, вспоминал, какой доброй и ласковой была жена в те годы, когда он еще был простым директором кожсырьевого завода, потом тяжело и грустно вздохнул:

– Так что же делать, Мара?

– Ничего! И вообще, – когда у Мары возникало желание уязвить мужа (а подобные желания у нее теперь почему-то появлялись все чаще), она от самого незначительного факта легко переходила к самым широким обобщениям, – чем меньше ты, Роберт, что-нибудь делаешь, тем больше у нас в кассе денег.

Слова были несправедливыми и в другое время стали бы поводом для очередного вялого семейного скандала, но Петросян на этот раз в ответ только надул нижнюю губу и промолчал.

– О душе пора подумать, Мара, – после долгой паузы покачал головой, потом опять тяжело вздохнул вдруг почувствовавший себя утомленным жизнью владелец ресторана «Шумел камыш».

А в сорок третьей квартире дома номер шесть по улице Коммунистической, переживая новость, тревожились, как еще недавно пели, «сначала о родине, а потом о себе».

На другое утро после той передачи, плотно позавтракав, выпив за завтраком, как всегда, фронтовые сто грамм, полковник внутренних войск в отставке Борис Григорьевич Луцкер в полной военной форме сидел на стуле перед выключенным телевизором, держал в руках недавно купленную в местном магазине «Новинки современной литературы» книгу Соломона Дрислера «Мат в Вооруженных Силах» и трудный вопрос жены Муси «чем это может закончиться?», оторвавшись от книги, разъяснил коротко:

– Кончится плохо.

Муся представила себе, как «плохо» будет реально выглядеть не только в Ободе, а и в самой Москве на Арбате (жена Луцкера была москвичкой «из очень интеллигентной семьи», как она часто любила напоминать в разговорах со своими ободовскими собеседницами), и, прижав ладони к вдруг сильно запульсировавшим вискам, робко предложила: