Переезд Бабы Грошеньки на Конец Света превратился в целую проблему, так как Пётр не смог обеспечить её доставку. Он уже начал готовить машину к длительному пробегу, желая обрести уверенность в том, что его старенький, видавший виды автомобиль доедет куда надо без ненужных сюрпризов на трассе.

Специально с этой целью он пригласил в помощь одного из своих (немногих) «нормальных» знакомых. И они принялись за работу. Копаться в машине им обоим, похоже, приносило наслаждение. Точнее говоря, копался главным образом «нормальный» знакомый, а Пётр сидел рядом на бордюре и вспоминал былые времена, когда они вместе ходили в школу и никто даже подумать не мог, что Пётр Трубач станет художником.

Бабе Грошеньке, которая, как обычно, была «совершенно пуста» (хотя, вообще-то говоря, непонятно, куда утекала бо́льшая часть её пенсии), пришлось довольствоваться городским транспортом. Но как бы там ни было, в четверг, двадцать четвёртого июня, ровно в четыре часа, все необходимые ей мелочи уже стояли в штрафном строю на комоде в одной из комнат дома.

Комната эта пустовала десятка полтора лет, и, собственно, никто не мог бы толком объяснить почему. К огда-то давно, ещё до рождения Сабины, в ней обитал Таинственный Жилец, от которого остались заржавевший компас и несколько книг по мореходству.

Семейная легенда гласила, что Таинственный Жилец был первой любовью Тёти Моти. По никому не известным причинам он ушёл в море, и с тех пор о нём не было ни слуху ни духу. Даже делая скидку на избыточность фантазии своих родственников, Сабина путём несложного умозаключения не могла не прийти к выводу, что в течение некоторого времени комнату действительно занимал какой-то моряк, в которого Тётя Мотя (естественно!) была влюблена.

С тех самых пор комната пустовала. Тётя Мотя, вооружённая тряпкой и шваброй, появлялась там пару раз в год, выходя потом со слегка покрасневшими глазами. И после этого её долго никто не видел.

– Ты никогда не поймёшь, что такое настоящая любовь, – как-то сказала она Сабине и громко шмыгнула носом.

«С тобою сердцем и мыслями шатен», – донеслось в тот вечер с балкона Ведьмалиновской, и Баба Мина, слышавшая это, сделала одну из своих знаменитых мин.

Сабина помогла внести чемодан Бабы Грошеньки в маленькую комнатку с окном, выходящим на прибрежный бульвар, а сама улизнула к себе на балкон, откуда могла наблюдать за Петром и его другом, усердно искавшими в траве какой-то затерявшийся винтик.

– Сабочка, ты случайно не видела наших загранпаспортов? – спросила мама, просовывая голову в комнату дочери.

– Европейский союз, – буркнула Сабина.

На лице Павлины Трубач нарисовалось непонимание.

– А при чём тут союз? – спросила она.

– На территории Европейского союза вам не нужны никакие паспорта, – громко и выразительно отчеканила Сабина.

В этот момент победоносные вопли снизу сообщили всему миру о том, что потерянный винтик отыскался.

Сабина устремила тоскующий взор на улицу. Мчащиеся по ней машины были новенькими и блестящими, без малейшего намека на ржавчину, а крышки их багажников не подпрыгивали на каждой выбоине…

Она вытащила из клетки Крысика Борисика и начала играть с ним, пряча тыквенные семечки под бутылочными крышечками. Крысик очень любил эти игры, и Сабина готова была поклясться, что видит в его маленьких чёрных глазках блеск триумфа, когда ему с первого раза удавалось найти семечко. А ещё он любил бегать по сконструированному Мастером-Ломастером лабиринту, где каждый раз, когда находил кратчайшую дорогу к награде-сюрпризу, загоралась красная лампочка.