Когда они прощались, Марков спросил:

– Когда будете в Москве?

– Через три часа сорок минут. В общем, нормально, – ответил летчик и, козырнув, побежал к самолету.

Вскоре моторный гул уже растаял на востоке.

– Нормально, – произнес товарищ Алексей, и они с Марковым громко рассмеялись.

Для Кравцова наступили решающие дни.

Гестаповцы, конечно, чувствовали, что их работа с молодежью начала, что называется, уходить в песок. На сборы приходило все меньше ребят. Последний сбор в клубе «желающих» ехать в Германию не состоялся: пришли только четыре человека, и они, увидев, что больше никого нет, мгновенно исчезли. Усилия подпольщиков и ребят, отобранных Кравцовым и Добрыниным, даром не пропали.

Клейнер приказал сделать проверочный обход по десяти адресам, чтобы выяснить, почему ребята не являются на сборы. По девяти адресам ребят вообще не оказалось: кто «поехал к дядьке на деревню», кто «отправился за картошкой в соседний район». Словом, кто что. И только один оказался дома, но «лежал в тифу».

Клейнер вызвал к себе гауптштурмфюрера Берга, отвечавшего за работу с молодежью, и Кравцова.

– Вы думаете, так все это и есть? Дядька, картошка, тиф? – спросил Клейнер холодно и небрежно, но Кравцов видел, что оберштурмбаннфюрер в ярости.

Майор Берг пожал плечами.

– Вполне возможно.

– А то, что у вас под носом работали коммунисты, – это возможно? – заорал Клейнер.

Берг молчал.

– Господин Коноплев, ваше мнение? – снова холодно и небрежно спросил Клейнер.

Кравцов встал.

– Ваше опасение, господин оберштурмбаннфюрер, мне кажется, не лишено основания.

– О, интересно! Почему вы так считаете?

– Потому что другого объяснения я просто не мог найти.

– Логично. Весьма логично, – лицо Клейнера кривилось в усмешке. – Я поздравляю вас, господа. Коммунисты благодарны вам за вашу бездарность и слепоту. Придется серьезно разобраться в вашей деятельности. Прошу каждого из вас написать обстоятельный рапорт о своей работе. Предупреждаю: ненаказанным это безобразие не останется. Вы, Берг, можете идти, а господину Коноплеву – остаться…

– Как я на вас надеялся, как надеялся!.. – сказал со скорбным лицом Клейнер, когда они с Кравцовым остались вдвоем. – Кто-кто, но вы должны были сразу почувствовать руку коммунистов. Вы-то знаете их методы и уловки. Это подозрительно, господин Коноплев, говорю это вам прямо.

– Господин оберштурмбаннфюрер, – осторожно возразил Кравцов, – я же думал, что за год здесь и запаха коммунистов не осталось.

– Не будет! – Клейнер ударил кулаком по столу. – Этого запаха вскоре не будет! Я вам это гарантирую! Но пока это… с молодежью – их работа! Их!

– Я думал другое, – спокойно сказал Кравцов. – В самом начале мы погнались за количеством. Это было ошибкой. Ведь достаточно было в наш контингент попасть двум десяткам парней, распропагандированных коммунистами, а может, и теперь с ними связанных, и все дело насмарку.

– Ладно. Мы этих красных щенят выловим во время облавы. Они еще поплачут у меня! – Клейнер нервно закурил. – Как с созданием карательного отряда? Надеюсь, здесь все в порядке?

– Я привык отвечать за порученное мне дело, – спокойно ответил Кравцов.

– Смотрите, Коноплев! Вы сами за это дело взялись. Помните об этом.

– Я помню, господин оберштурмбаннфюрер. Пользуясь случаем, я хотел бы получить вашу санкцию на мой план проведения первого сбора отряда. Я хочу пригласить на этот сбор штурмбаннфюрера Грюнвейса. Ведь отряд пойдет в его распоряжение. Так пусть же ребята сразу познакомятся со своим начальником.

– Когда сбор?

– Послезавтра в клубе. В двенадцать ноль-ноль.

– Хорошо. Я прикажу Грюнвейсу быть на сборе. Что еще?