Они молча прошли сквозь толпу солдат, которые болтались у входа в канцелярию, отсвечивая в лучах лунного света. А когда вышли на широкую деревенскую улицу, на время превратившуюся в центральный проход лагеря, полковник Левин тихо сквозь зубы сказал:

– С этой толпой у вас забот выше головы… Сверх всякой меры… В то же время…

– И что же тогда с нами не так? – спросил Титженс. – На подготовку пополнения у нас уходит на тридцать шесть часов меньше, чем у любого другого подразделения на этой базе.

– Да знаю я, – согласился его собеседник, – все дело в этих непонятных разговорах. Сейчас…

– Позвольте вас спросить: мы что, до сих пор на параде? Генерал Кэмпион решил устроить мне выволочку за то, как я командую вверенным мне подразделением?

– Упаси меня бог, – с той же скоростью уступил полковник, при этом в его голосе прозвучало заметно больше тревоги. Потом еще быстрее прежнего добавил: – Мой дорогой друг!

И уже было собрался взять Титженса под локоток, но тот продолжал стоять, не сводя с него взгляда. Его охватил приступ ярости.

– Тогда ответьте мне, – сказал Титженс, – как, черт возьми, вы обходитесь в такую погоду без шинели?!

Если ему удастся увести этого парня в сторону от вопроса о его «непонятных разговорах», они тут же перейдут к теме, ради которой штабист явился сюда этой суровой ночью, вместо того чтобы нежиться у камина с пылающими дровами, флиртуя с мадемуазель Нанеттой де Байи. Титженс еще глубже втянул голову в овчинный воротник шинели. Его стройный спутник шагал при полном параде, включая знаки отличия, эмблемы и кавалерийские побрякушки, тускло сверкавшие на холоде. От одного взгляда на него у Титженса стучали зубы, будто в одночасье сделавшиеся фарфоровыми.

– Следуйте моему примеру! – вмиг оживился Левин. – Четкое расписание… Побольше физических упражнений… Верховая езда… Каждое утро я открываю в комнате окно и делаю зарядку… Закалка, знаете ли…

– Это, должно быть, доставляет огромное удовольствие дамам, живущим напротив окна вашей комнаты, – мрачно изрек Титженс. – Может, именно этим обусловлены ваши проблемы с мадемуазель Нанеттой, а?.. Что же касается упражнений, то у меня на них попросту нет времени…

– Что вы такое говорите?! – воскликнул полковник. – Ни за что не поверю.

На этот раз он твердо взял Титженса под локоток и повел к ответвлению от дороги, уходившему влево за пределы лагеря. Но поскольку тот уверенно шагал вперед, им пришлось тесно прижаться друг к другу.

– По сути, мой дорогой друг, – сказал полковник, – Кэмпи до такой степени лезет из кожи вон, чтобы возглавить действующую армию, хотя в нем есть необходимость и здесь, что мы в любой момент можем получить приказ паковать чемоданы… А Нанетта в этом усматривает повод для того, чтобы…

– А что тогда делаю я во всем этом спектакле? – спросил Титженс.

Но Левин блаженно продолжал:

– По факту, я практически вырвал у нее обещание, что через неделю… или через две… она… черт… в общем, назначит радостную дату.

– Вы отлично поохотились!.. Великолепно… Чисто в викторианском стиле!

– Так оно и есть, черт побери! – решительно воскликнул полковник. – Я и сам то же самое говорю… Ни дать ни взять, эпоха королевы Виктории… Все эти брачные приготовления… Слушайте, а что такое Droits du Seigneur?[4] Добавьте сюда нотариусов… Плюс графа, у которого по этому поводу тоже есть свои соображения… А еще маркиза, двух знатных престарелых тетушек и… Но… опля!.. На следующей неделе… или хотя бы через две…

Большим пальцем облаченной в перчатку правой руки Левин изобразил в воздухе стремительный пируэт, но уже в следующий миг осекся и упал духом.