Полковник подошел к столу и наклонился над картой. Подчеркнув что-то на ней красным остро отточенным штабным карандашом, он, не отходя от карты, продолжал:
– А теперь перейдем к другой стороне вопроса. Из показаний Брызгалова – а эти показания в отношении Саврасова подтвердились – явствует, что за линией нашего участка фронта свила свое «осиное гнездо» одна из оперативных групп гитлеровской разведки, руководимая Гюбертом. Эта группа вербует и готовит агентов для переброски через линию фронта, к ней стекается шпионская информация из одного или нескольких районов страны. И вот теперь возникла возможность проведения «операции Б». Итак, майор Стожаров, дело сейчас за вами… Знаете, что мы придумали?
Я отрицательно покачал головой. Мне почему-то не хотелось признаться в том, что я уже предугадывал развитие событий и свою роль в них.
Решетов подробно пояснил свою мысль: Гюберт ожидает возвращения своего посыльного Брызгалова. Он послал его с расчетом на быстрое возвращение. То, что Брызгалов должен был пробираться на Урал, а не в Москву, где ранее находился Саврасов, говорит о том, что Гюберт (или те, кто стоит за ним) в какой-то степени находится в курсе событий.
Брызгалов по обстоятельствам, от него не зависящим, вернуться к Гюберту не может. Допустим, что он выбросился из самолета, удачно приземлился, благополучно покинул зону приземления, а вот дальше ему не повезло. На одном из разъездов он сел в поезд, а поезд попал под бомбежку фашистской авиации. Отсюда и пошли все беды. Вагон, в котором ехал Брызгалов, разбило. Брызгалову перебило осколком ногу. Он попал в московскую больницу и лежит в гипсе. Пока срастется кость, времени уйдет много. Брызгалов решил искать выход. И нашел его. Ему удалось связаться с одним из дружков по шайке железнодорожных грабителей. Этот человек скрывался от органов НКВД. Он работал в передвижной вагон-лаборатории на железной дороге, но чувствовал себя неуверенно.
Брызгалов снабдил его своими документами, дал немного денег и отправил к Саврасову. Человек этот, с точки зрения Брызгалова, надежный и грамотный. Техник…
– Этот железнодорожник – вы, – закончил Решетов. – И вас же он решил послать к Гюберту. Пароли для перехода вам известны со слов Брызгалова, участок для перехода линии фронта – тоже. Так, кажется мне, может в общих чертах выглядеть легенда.
– Да… – ответил я и спохватился: неудержимые и не признающие никаких границ мысли витали где-то далеко и опережали содержание разговора.
– Вы слушаете меня, а сами думаете о чем-то? – догадался Решетов.
– Так точно, – признался я.
– Правильно, – одобрил Решетов. – Я изложил только схему задания. А теперь мы хотели бы услышать ваши предложения. Поразмыслите хорошенько и заходите. Мы вас будем ждать.
– Однако долго не раздумывайте, – предупредил Фирсанов. – Железо надо ковать…
– Понимаю, товарищ подполковник, – ответил я вставая. – Много времени мне не потребуется. Я только соберусь с мыслями.
– Вот, вот, – сказал Решетов. – Заходите часика через два. Надо учитывать все, – добавил он. – Давайте поставим себя на место Гюберта. Что бы вы сделали, если бы ваш курьер не вернулся к сроку?
– Послал бы второго, – ответил я.
– Вот! – воскликнул Решетов и поднял указательный палец. – И Гюберт поступит так же. Возьмет да и второго бросит, а тот приземлится более удачно. Это нежелательно… Итак, давайте ваши соображения. Помозгуйте…
Я вышел. В таких случаях всегда ощущается потребность побыть одному. От меня ждали предложений. И они уже постепенно рождались в моих мыслях.
Я спустился к реке и прошел в городской парк, совершенно безлюдный в это раннее время. Я выбрал заросшую аллею, что вела к берегу реки, и уселся на уцелевшую скамью под большой липой.