Мой отец не мог пожаловаться на недостаток внимания со стороны противоположного пола, но он всегда устраивал свои любовные дела с благоразумием, достойным восхищения. Я знала, что у них с Линдой начался роман, но едва ли ожидала, что он привезет ее с собой в Риф-Пойнт.

Я решила вести себя как ни в чем не бывало.

– Вот так сюрприз! Как вы оказались в таком захолустье?

– О, ты же знаешь, каково это, дорогая, когда твой отец что-то вобьет себе в голову. Подумать только, какой здесь воздух! – Линда вдохнула полной грудью, слегка закашлялась и повернулась к машине, чтобы вытащить свою сумочку.

Именно в этот момент я увидела груду багажа на заднем сиденье. Три чемодана, большой чехол с нарядами, коробка с косметикой, норковая шуба в пластиковом пакете и корзинка Митци с розовой резиновой косточкой в комплекте. Я изумленно уставилась на эту гору вещей, но, прежде чем мне удалось что-либо сказать, мой отец отстранил меня и решительным движением вытащил два чемодана.

– Ну же, не стой тут с открытым ртом, – сказал он мне. – Лучше помоги перенести вещи.

С этими словами он направился к дому. Линда, взглянув на мое лицо, сразу же тактично решила, что Митци нужно пробежаться по пляжу, и исчезла. Я пошла было за отцом, но спохватилась и, вернувшись к машине, взяла собачью корзинку.

Отца я нашла в гостиной. Он положил два чемодана на пол посредине комнаты, бросил свою кепку с длинным козырьком на стул и выгрузил из кармана на стол пачку помятых писем и стопку каких-то бумаг. В комнате, которую я только что убрала и привела в порядок, в одно мгновение воцарился сущий хаос. Мой отец мог произвести такую перемену в любом помещении; ему стоило только войти – и порядка как не бывало. Теперь он шагнул к окну, высунулся в него, полюбовался видом и шумно вдохнул морской воздух. Через его массивное плечо я видела далекую фигуру Линды, которая резвилась с пуделем у кромки воды. Расти, все еще дуясь, понуро сидел на подоконнике и даже не стучал хвостом.

Отец повернулся и, запустив руку в карман рубашки, вытащил сигареты. Он казался довольным собой.

– Ну, – сказал он, – ты не хочешь спросить меня, как все прошло? – Он прикурил сигарету, затем поднял глаза и, нахмурившись, выбросил зажженную спичку в окно. – Что ты стоишь и держишь эту собачью корзинку? Поставь ее куда-нибудь.

Я не послушалась его. Вместо этого спросила:

– Что происходит?

– Что ты имеешь в виду?

Я поняла, что все эти его сердечность, веселость и видимая беспечность были просто частью большого блефа.

– Ты прекрасно знаешь, что я имею в виду. Я говорю о Линде.

– А что Линда? Она тебе нравится, разве нет?

– Конечно, нравится, но речь не об этом. Что она здесь делает?

– Я попросил ее поехать со мной.

– О господи! Со всей этой кучей барахла? И как долго она здесь пробудет?

– Ну… – отец сделал неопределенный жест. – Столько, сколько захочет.

– У нее разве нет работы?

– О, она ее бросила. – Отец походкой хищника отправился на кухню за банкой пива. Я услышала, как открылась и снова захлопнулась дверца холодильника. – Она начала уставать от Лос-Анджелеса так же, как и я когда-то. Поэтому я подумал: а почему бы и нет? – Он снова появился в двери кухни с открытой банкой пива в руке. – Я едва успел озвучить ей свое предложение, как она сразу же нашла желающих арендовать ее дом вместе с горничной, собрала вещи и приготовилась к отъезду. – Отец опять нахмурился. – Джейн, что ты вцепилась в эту собачью корзинку? Она тебе так полюбилась?

Продолжая игнорировать его вопросы, я глухо повторила:

– Так сколько она здесь пробудет?

– Ну, столько же, сколько и мы. Я не знаю. До весны, возможно.