– Маттиас и Вера уже легли, но я, честно сказать, не верю, что они спят. Если бы не они, я бы тоже был там. – Он указал на кукурузное поле, где время от времени мелькал свет карманных фонариков.
Одна из поисковых групп, кажется, повернула назад, к усадьбе. Монсон сверился с картой и вздохнул: группа В вознамерилась прочесать участок вдоль забора, хотя этой ночью здесь уже все обыскали. Он взялся за рацию, но к уху ее не поднес. Плечи у Нильсона поникли, взгляд блуждал по саду, а рот приоткрылся, словно хозяин дома собирался что-то спросить. Теперь у него был вид совершенно сломленного человека, который вот-вот упадет…
Монсон кашлянул, соображая, что сказать.
– Ты нужен здесь, Эббе, – начал он. После секундного замешательства Монсон чуть неловко похлопал Эббе по плечу. – Искать может любой из нас, но кто, кроме тебя, позаботится о Магдалене и детях? К тому же, когда мы найдем Билли, кто-то должен ждать его дома.
Снова он пообещал больше, чем следовало, но слова и жест хотя бы возымели эффект. Нильсон закрыл рот и медленно кивнул.
Рация вновь затрещала.
– Монсон, ты там?
– Слушаю!
– Говорит Берглунд из группы В. Кинолог нашел что-то в поле, метрах в двадцати от лаза под забором.
– Что именно? – Монсон затаил дыхание. Посмотрел на Эббе. Тот выпрямился – казалось, он снова обрел силы.
После серии помех из рации прорезался голос Берглунда.
– …ночек. – Больше Монсон ничего не расслышал.
– Еще раз! – велел полицейский, склоняясь над картой и пытаясь определить, о каком месте идет речь. – Что вы там нашли, Берглунд?
Рация снова затрещала.
– Ботиночек. Синий с белым.
Глава 5
Рууд остановил «вольво» перед ее домом. От резкого запаха освежителя, болтавшегося под зеркалом заднего вида, свербило в носу. Рууд отстегнул ремень, и на какой-то миг ей показалось, что он собирается напроситься на чашку кофе.
Вероника начала было бормотать плохо придуманное извинение, но Рууд порылся в кармане брюк и с некоторым усилием выудил оттуда пакетик табака, после чего снова пристегнулся.
– Увидимся в понедельник, – сказал он. – Завтрак-планерка – в девять.
– До понедельника!
Она вышла из машины раньше, чем Рууд успел сунуть табак в рот. Остановилась, положив руку на дверцу.
– Спасибо.
– Не за что, крюк небольшой.
Вероника хотела еще что-нибудь сказать, но тут Рууд подмигнул.
– На следующей неделе будет легче. Честное слово, Вероника.
В такой квартире мог бы обитать кто угодно. Сорок эклектично обставленных квадратных метров: находки с блошиного рынка соседствовали с мебелью из «Икеи». Кухня и гостиная справа, спальня – слева. Чисто, аккуратно и практично. Ни семейных фотографий, ни картин, ни рисунков. Ни ароматических свечей, ни подсвеченных статуэток Будды, ни магнитиков с мудрыми изречениями вроде Carpe diem[2]или «Сегодня первый день конца твоей жизни» на холодильнике.
Поразительно безличная, как назвал эту квартиру дурак с татуировкой на шее – Вероника встречалась с ним когда-то давно, задолго до Леона. Он был из разряда «принимайте-меня-таким-какой-я-есть». Из тех, кто считает себя честнее других потому только, что им попросту недостает обычной вежливости. И трахался этот татуированный примерно так же. Самовлюбленно и бездарно, на что Вероника не преминула указать, когда давала ему отставку.
Критика татуированному не особо понравилась. На водительской дверце машины Вероники появились длинные царапины от его ключа, но теперь ржавчина сделала их почти незаметными на фоне лака. Неотчетливое напоминание о старой ошибке.
В квартире было душно, не хватало кислорода. Вероника расстегнула верхнюю пуговицу, открыла окно в гостиной и свесилась вниз. Сквозь листву увидела, как медленно удаляется «вольво» Рууда.