– Ха! Так вот что это за здание! Не думал, что когда-то побываю его заключённым. Ну, видимо всё же не так уж много жертв у этого режима, раз здесь всего пару камер занято.

– А тут просто недолго разбираются.

Мы оба замолчали. Я сел на стальной каркас кровати, лишённой всякого матраса. Несмотря на то, что я всё ещё был в наручниках и завтра меня уже грозились казнить, как нарушителя границ, я всё равно прилёг на скрипящие пружины, положил руку под голову и уснул как младенец.

После конца света меня мало что удивляло и ещё меньше всего пугало. А может, я просто превратился в психопата? Хотя, могут ли психопаты переживать касательно своей психопатии? И если я скажу нет, не будет ли это простым отрицанием во имя самоуспокоения? Всё это уже неважные вопросы.

По крайней мере, они мне интересны не столько, сколько то, почему же с человечеством случилось именно то, что случилось. Я слышал много версий, в том числе самые безумные. И вот, решившись проверить и залезть в военные архивы, я обломался, даже не приступив к действию.

Хо, ну ничего. Мне, конечно, обидно так и не узнать ответа на вопрос, который меня гложет. Но я успокаиваю себя тем, что после смерти меня уже не будет мучать любопытство. А если всё-таки будет? И никаких ответов я уже получить не смогу? Нет, чёрт возьми, на это я не согласен!

Может, любопытство и попытка понять, почему всё произошло именно так, не такие уж и великие цели, но я готов пойти на многое, чтобы их достичь. Потому что желание закрыть неизвестность – самое большое и важное человеческое желание. Оно всегда двигало нашу цивилизацию… и… кто знает, может её и разрушило?

Из-за того, что я думал все эти мысли в чём-то напоминавшим сон (вернее то были полусонные мысли, прерывавшиеся едва заметными периодами сна в час-два, самый худший вид ночного отдыха, в ходе которого ты даже не знаешь, спал ты в итоге или нет), я не успел ничего предпринять. Меня насильно подняли и, ещё не проснувшегося, потащили по коридору.

Я спросил у одного из охранников:

– А что, уже казнь? Суда не будет?

– Фараон тебя рассудит, чужак.

Ну хоть какое-то следствие меня ждёт. Меня выволокли из кирпичного корпуса тюрьмы, бросили в повозку, запряжённую лошадью прямо рядышком с моим сокамерником и ещё тремя татуированными бедолагами. Спереди повозки сел один вооружённый человек, а сзади, рядом с нами другой. И мы поехали.

Путь был не близкий, но пролегал он практически по прямой. Новослободская улица была практически такой же, какой я её помнил. Дома, магазины, машины на обочинах, всё здесь стояло нетронутым и бесхозным. Фасады даже не потрескались за столько времени. Но пустота на широкой улице, где кроме нас не было ни людей, ни транспорта, очень пугала. Конечно, такое мрачное, тихое запустение было везде по стране, где-то в крупных городах и тысячи человек не жило. Но Москва…

Москву я знал лично и очень хорошо. Кроме того, из-за её размеров, потеря девяносто девяти процентов населения, сказалась на ней особенно болезненно. Огромные бетонные джунгли остались без главного зверя, их населявшего. Здесь явно давно уже не было ни электричества, ни освещения вообще. Это просто остов, скелет былого величия. Мёртвый памятник былым масштабам человеческой цивилизации.

Помниться, когда я был юным, ещё задолго до СТИРАНИЯ, я испытывал здесь такое же ощущение пустоты и покинутости. Это было, кажется, в четыре-пять утра, в будний день. Конечно, это миф, что Москва никогда не спит. Такое бывало разве что по пятницам. А в будни, раним утром, ещё до того, как люди соберутся на работу, улицы города также пустовали…