– Отвечай, когда тебя спрашивают! – солдат с соседнего сидения ударил в плечо.

– Я не хотел его убивать…

– Что? Не слышу. Ты что?

Вновь последовал удар.

– Я не хотел его убивать! – я схватил офицера за шкирку. Тот потерялся и посмотрел на начальника.

– Да ну нахуй! Ты не хотел его убивать? Но убил? – Ласин не обратил внимания на офицера и пододвинулся поближе. Рядом сидел Эрвин и без эмоций смотрел в окно.

Я отпустил офицера и ничего не ответил. Знал бы кто-нибудь, что я ощущал, как тяжело было на сердце. Я тонул в жгучем чувстве стыда и вины. Тяжелое бремя ответственности угнетало разум, когда я вспомнил тот неправильный, гневливый удар, как крики беззащитных гармонистов разрывали молчание ночи. Воспоминания обрушивали на меня страшный вес непоправимого, уже неизменного.

Усталость истощила тело, вечерело. Горькая правда, что я убил беззащитного поражала. Да, он был сам виноват, что я его избил, но ведь хайвст-лейтенант был абсолютно беспомощен, когда лежал передо мной и безмолвно молил о пощаде… Когда я добил офицера ногой, он явно не представлял никакой угрозы.

«Я сделал это ради удовлетворения, ведь чувствовал себя так прекрасно, когда гнев отступил и дал мне наконец-то напитаться чем-то… Особенным…»

Смутный труп офицера лежал передо мной, безжизненный, окровавленный. Глубокие морщины проявились на лице. Время, словно песок в пустоте, безжалостно стекало и не приносило облегчения.

Спустя часа два мы приехали в маленький городок Гардис. Я вышел из машины вместе со всеми и окунулся в атмосферу шелеста деревьев и пения птиц. Впереди высились фермы из массивных досок и ржавого металла. Большие здания переплетались с маленькими, уютными домиками. Местные жители с улыбками благодарности на лицах стали символом простоты и искренности столь далёкой деревенской жизни. Их улыбки испарились, когда рядом появились солдаты.

В глубине Гардиса высился маленький домик, что скрывался в зарослях зелени. Стены были окрашены в умиротворяющие оттенки, что нежно обрамляли окна. Крыша была покрыта мягкой зеленой листвой, создавалось впечатление безопасности.

– Матильда, мы привели его! Прошу, откройте! – громко прокричал Ласин, а после постучал.

Дверь медленно открыла слабая на вид девушка. Нежная фигура и изможденные черты лица отражали глубокую утрату и скорбь. Под пустым взглядом глаз, что были уже лишены блеска и радости, виднелись мешки.

– Здравствуйте… – тихо сказала она и пригласила в дом.

– Матильда, вот он – виновник вашего горя! – Ласин не успел войти, как уже достал пистолет за дуло и предложил его Матильде. – Вы не хотите пристрелить этого ублюдка? Я помогу уехать на другой континент, только скажите!

«Мать свою пристрели, дегенерат».

– Нет, пожалуйста, уберите это… – беспристрастно сказала Матильда. Я презрительно посмотрел на пистолет.

«Может взять и проломить им голову этого наглого ублюдка?»

Хоть Матильда не имела никакого права убить меня – я бы конечно же не сопротивлялся, однако столь гнилой презрительный жест от Ласина пробуждал то противное чувство. Гнев, из-за которого я убил мужа Матильды, медленно разгорался, но теперь я знал, как контролировать эмоции:

«Вспомни тёплые объятья Ауры… Успокойся Фаррен… Ты рядом с мамой…»

Спустя мгновение мы вошли в дом. Внутри скромного пристанища под сводчатыми потолками властвовали тепло и уют. Домик пронизывал аромат жидкого капустного супа. В другой комнате раздался детский смех. Вдруг из неё выбежали трое малышей лет десяти.

«Какие радостные… Не уж то Матильда соврала им про отца?»

Мебель, что была изготовлена с любовью и тщательной заботой, придавала интерьеру неповторимый шарм. Аромат липы отбрасывал меня на десятилетия назад. Один из малышей выглядел болезненно.