Потом шли домой, ужинали, мылись в маленькой баньке в конце огорода, ложились спать.

Самым интересным местом в Сычевке был деревянный туалет. В городе удобнее, конечно, но зато здесь вместо мягкой бумаги ежедневный отрывной календарь. Сидишь, читаешь… Масса интересного.

Как-то мне понравились стихи «Смело, товарищи в ногу, духом окрепнем в борьбе». Вырвала страницы и выучила интернационал наизусть. Тяготела к соцреализму.

Так проходило лето. Не менее радостным было возвращение домой. Папа придерживался традиции чисто-чисто убирать квартиру и покупать фрукты. Под кроватью всегда лежали персики, в валенках на антресолях дозревали бананы, а на подоконнике красовался арбуз. Входишь в квартиру – а она какая-то другая: вроде все то же самое, но каждый раз ощущение начала какого-то нового, лучшего этапа.

Все началось с визита незнакомого усатого мужчины. Он стоял посреди комнаты и разглядывал книжные полки. В модных брюках и бежевой рубашке с нарисованными коричневыми облаками и птицами. Гуси-лебеди, кажется. Нас представили: «Дядя Володя. Дочка Ира». Попили чаю, ушел.

Через несколько дней мама забрала меня из садика с обеда и обрадовала тем, что идем в гости. Шел проливной дождь, дул сильный ветер. Удачно, что дом, куда мы направлялись, был даже ближе к садику, чем наш. Пятиэтажная хрущевка без лифта. Хозяев в квартире не оказалось, вместо обещанного праздника мама заплакала навзрыд и сообщила, что разводится с папой, теперь будем жить здесь. Я стала утешать: «Все будет хорошо. Здесь отлично – интересно. Смотри – матрешки вон какие, и бутылка с коллекцией монет из разных стран». Долго сидели без света в потемках и рассматривали монеты. Острое чувство жалости, бесповоротно изменившее отношение к маме. На смену абсолютному восхищению и гордости пришло желание опекать как неразумного ребенка. Потом мы часто шутили, что у нас все наоборот – я ее мама, а она моя дочка. С этого момента началась другая жизнь. Новый уклад, непривычные стены, даже еда не такая. Часто, просыпаясь утром, не могла понять, где нахожусь.

Примерно через месяц мы встретили дядю Володю в магазине. Я радушно пригласила его в гости на только что приобретенные сосиски. А дядя Володя ответил, что тоже живет в нашей квартире. Вот это был настоящий шок. Как такое возможно – не замечать соседа!!!

Через некоторое время пребывания в съемных апартаментах мы втроем – мама, дядя Володя и я переехали в старый дом. Папа ушел, оставив после развода имущество. Отношения с отчимом были хорошими – никто не лез, не пытался воспитывать, не делал замечаний. Вообще он был ничего. Смешной. Расхаживал в одних трусах по квартире и красовался перед зеркалом. Имитировал позы из журнала по бодибилдингу, взяв в руки швабру вместо штанги и стул вместо гантели.

Когда мама с дядей Володей сделали перестановку в квартире, у меня появился свой уголок – кровать поставили у окна, можно было отгородиться шторами. Теперь я постоянно любовалась редкими звездами и черными ветвями деревьев на фоне антрацитового неба. Или в дождь смотрела вниз. На асфальте лежали коричневые, желтые и зеленые листья ивы, похожие на балтийскую кильку пряного посола. Часто думала о том, как и в какой части города буду жить, когда вырасту и уеду от мамы, – прямо, налево или направо от нашего окна. Больше склонялась к варианту справа. Архитектура застройки открывающегося района вернее ассоциировалась с будущим.

В тайном маленьком доме было здорово читать. У нас имелась большая библиотека детской литературы – папа когда-то подрабатывал в книжном магазине. Я любила Татьяну Макарову, Барто, Маршака, «Веселую семейку» Носова и детские стихи про войну Мусы Джалиля. Еще любила просто смотреть на полки и читать названия зеркально: «Конебер и доху аз мин» Копс Нимажднеб. Тогда только и делала, что читала. Еще крутила диафильмы. Телевизор и сладкое не разрешали. Любимые ленты – «Серебряное копытце», «Ганза и скрипка», «Гаргантюа и Пантагрюэль и «Аля, Кляксич и буква «А». «Ну, погоди» казался поверхностным и жестоким.