Он снова пошел к люку. Но замер.

– Я хочу поблагодарить тебя, владыка. Никогда в моей жизни не было столько счастья, сколько под твоей властью. Это были отличные пять лет!

– Это тебе спасибо… – неуверенно ответил Сухая Рука. Он был заметно растерян.

– Войско начинает спуск с холма, – тихо сказал Сын Обезьяны, который не переставал наблюдать за врагом.

Владыка быстро повернулся к жене и ее брату.

– Быстро вниз! Собираться некогда, идем налегке. Белые нас прикроют.

– Я никуда не пойду! Я князь! – возмутился вдруг мальчишка, сжав кулаки, и у Сына Обезьяны тревожно кольнуло сердце.

– Туа…

– Я тоже остаюсь!

– Что? Прекрати!

– Нет! – девчонка ощерилась, излучая невозможную для ее крохотных размеров ярость. – Это мой народ, и ему грозит опасность! Я. Здесь. Нужна.

И Хуакумитла спасовал.

– Ну, что ж… Наверное, так и надо. Я умоляю вас обоих: берегите себя! Не вступайте в борьбу, проявите покорность. Говорите им, что я был жестоким захватчиком, подчинившим вас силой. Врите в глаза и не бойтесь.

Он хотел сказать что-то еще. Но так и не решился.

– Сын Обезьяны, собери всех четлан во дворце. Уж им-то точно надо будет уходить…

– Надо, владыка. Но соберет их кто-нибудь другой.

– И ты…

– Ты доверил мне этого мальчика, и хочешь, чтобы я его сейчас бросил? – спокойно парировал советник.

Впервые за последнее время Сухая Рука улыбнулся.

– Я знал, что не ошибся в тебе. У князя не могло быть лучшего наставника. Жаль, что это может стоить тебе жизни. Такие, как ты… – он не договорил.

– Я защитю дядю Сына Обезьяны! – грозно свел брови Чокопиц.

– Ты уж постарайся, князь, – без доли улыбки ответил четланский правитель. – И сестру сбереги. Постарайтесь выжить все. Враг силен и опасен, врите ему, не стесняясь. А, даст Змей, и я вскоре вернусь.

Сын Обезьяны понял, что Хуакумитла уже начал врать.

…На крыше остался только он. Туа-Онче увела брата вниз: прислугу собрали вместе, чтобы спрятать хоть часть сокровищ княжеской казны. На востоке, на утесе, который успел занять первым Прекрасная Слеза, вовсю шел бой. Крики и грохот доносились даже до дворца. А на западе, меж дворов и огородов тихо бежали меньше сотни четлан: несколько двадцаток Белого воинства и пара десятков горцев, которые уже жили в Уекахуа. Среди них бежал и владыка.

Сын Обезьяны их толком и не видел, но продолжал молить всех духов, чтобы они помогли Аскуатле довести Сухую Руку до дома.

– Стой! – хмурый стражник на воротах Аграбы поднял руку. – Кто такой? Куда идешь?

– Какалотцонтла, Воронов Волос, медник. На работу иду, – слегка возмущенно ответил юноша.

– Медник? – стражник свел брови еще сильнее и уставился в восковую табличку (неужто читать умеет?). – Вам велено сразу ко дворцу идти.

– Зачем?

– Вот там и узнаешь! Не загораживай лестницу!

Волос пожал плечами и пошел ко дворцу. Он не злился на твердолобого золотого. Последние дни все в Излучном были сами не свои. А уж Золотое воинство и подавно. То, что от него осталось. Жизнь изменилась окончательно с того момента, как в столицу вместо большого каравана, оправившегося на юг, вернулись сотни полторы четлан. В Толимеку вторгся враг, был он бесконечно многочисленным и полным ярости. Золотые во главе со своим предводителем встали на пути врагов и полегли, прикрывая отход владыки. По счастью, Хуакумитла спасся. Он какое-то время пробыл в Мангазее, надеясь дождаться хоть кого-то из оставшихся в Уекахуа воинов. Дождался. Несколько измученных золотых добрались до четланской крепости, сообщили, что пали все, Прекрасная Слеза отправил в иной мир множество врагов, но сразили и его. И сейчас враг движется на запад, пожирая всё на своем пути.