Ей было шестнадцать лет, когда вместе с командой велосипедистов они отправились в первую поездку за границу – в Киев. Выехали до обеда, но через час сломался микроавтобус, и долго ждали другого. Переустановили и закрепили велосипеды, потом водитель исправного автобуса помогал первому чинить неисправный, и, когда двинулись дальше, стемнело. Все волнение, все предвкушение поездки улетучилось, хотелось спать, но спать было неудобно – затекали ноги, голова стучала по стеклу, Анжела то и дело погружалась в какую-то тягучую полудрему, которой раньше за собой не знала. Автобус потряхивало, иногда подбрасывало, и странно было, что есть в нем кто-то, кто не спит и держит все под контролем. Проснулась она от толчка, от которого вмиг перехватило дыхание, как на каруселях в парке, открыла глаза и увидела, что… летит. На самом деле в полете она находилась не дольше секунды, но время, казалось, остановилось. Было темно, пахло сырой травой, мысли вихрем закружились в голове (а о чем – она не могла бы сказать), и тут ее ударило о землю – словно ошпарило, а тело будто схватил паралич. Вдруг тихий женский голос позвал ее полушепотом: «Анжела…» Из последних сил она подняла голову, даже привстала, насколько могла, когда в полуметре от нее, там, где только что была ее голова, со страшным грохотом пронесся грузовик, обдав такой мощной воздушной волной, что она, как валик, откатилась к обочине. «Кто здесь?» – чуть слышно позвала Анжела, но никто не отозвался.

После аварии, в которой погибли водитель и три пассажирки, она ушла из спорта. Закончила университет и несколько лет проработала инженером на строительной фирме – снимала комнату в Могилеве на пару с подругой. Там же познакомилась с Володей. Он был лет на пятнадцать старше ее, но что-то детское было в его чертах, в его поступках, во всем отношении к жизни. И как ни странно, это Анжеле нравилось. Он был дальнобойщик. Во время его побывок они встречались каждый день, потом сняли квартиру, но дальше туманных планов дело у них не шло. Володя постоянно ее ревновал – отчитывал по пустякам, обижался, с грохотом хлопал дверью и уходил к бывшей жене, но Анжела терпела, потому что любила его, а когда узнала, что беременна, не сразу ему в этом призналась. Он был на седьмом небе. Но вскоре стал каким-то задумчивым, а потом исчез навсегда. Беременность проходила тяжело – как назло лето выдалось жарким. В одиночку она не тянула аренду квартиры, вернулась к родителям в поселок, где ей стало особенно грустно – она плакала каждую ночь. У нее немели руки и ноги, тянуло живот. В одну из ночей вызвали «скорую», и Анжелу увезли в больницу. В палате их лежало семь женщин, под окном ремонтировали улицу – летела пыль, грохотали генераторы и отбойные молотки. Хотя Анжела предупредила врачей, что у нее аллергия на пенициллин, первым же вечером ей дали «на пробу» четвертинку таблетки. Тотчас же у нее распухло горло, стало трудно дышать. «Глубже дыши, глубже дыши!» – кудахтали медсестры, а она задыхалась. Зачем-то просили ее несколько раз присесть, что-то кололи, кому-то звонили, – минуты бежали, у Анжелы белые круги расходились перед глазами. «Дур-ры!» – услышала она уже в полузабытьи: в палату вбежал бородатый доктор и чуть ли не с налету уколол ей в вену лекарство. «Я не хочу жить», – сказала она, когда приступ прошел. Но доктор улыбался – в глазах его стояла веселая, светлая ирония, какая бывает у сильных духом людей. Он наклонил над ней свой высокий, похожий на поварской, колпак и громко сказал: «А придется! – и кивнул, указывая не то на ее живот, не то еще куда-то: –