Таким образом, «индивидуальность» книжника сталкивалась с «индивидуальностью» текста[58]. При этом нельзя сказать, что древнерусский книжник оставался «один на один» со своим текстом: его окружали другие книжники, которые могли вести с ним совместную работу над одним текстом. Важную роль играл заказчик – влиятельное светское или духовное лицо, заинтересованное в определенном изложении событий, и, наконец, сам книжник принадлежал к особой социокультурной среде со своими ценностями, в то время как его труд имел идейное значение для той или иной обстановки[59].

В процессе изучения деятельности древнерусских и московских книжников, конечно, стоит упомянуть проблему авторства. В некоторых случаях мы знаем имя книжника-составителя или даже заказчика летописного свода, как, например, монаха Лаврентия, переписавшего для суздальско-нижегородского князя Дмитрия Константиновича летопись, впоследствии названную Лаврентьевской в его честь. Краткие заметки об авторах также встречаются в публицистических произведениях, как, например, в Похвале Ивану Калите из Сийского Евангелия, известно имя Софония Рязанца, вероятного автора «Задонщины». Иногда сведения о книжнике-создателе, заказчике и даже месте написания содержат тексты религиозного содержания, однако часто древнерусские книжники XIV–XVI вв. – авторы и переписчики различных текстов остаются безымянны, хотя даже этот, некоторое время назад непоколебимый, тезис в новейших исследованиях часто подвергается критике[60].

Как отмечалось выше, в контексте данного исследования под собирательным термином «книжники» мы будет подразумевать не только средневековых летописцев и агиографов, о специфике работы которых упоминалось выше, но также и авторов других письменных памятников, таких как послания, поучения, похвалы и др., так как авторы этих памятников, зачастую занимавшие важнейшие церковные должности, также принадлежали к образованному слою средневековой Руси и являлись носителями тех же идей и ценностей. Значения термина «книжники», как нам представляется, можно распространить еще шире – на авторов всех письменных памятников, включая духовные и договорные грамоты русских князей, памятники законодательства и др., которые хотя сами и не являлись непосредственными авторами текстов, однако также принадлежали к образованному слою средневековой Руси и обладали тем же мировоззрением.

                                                                                                                                                   ***

Период истории русского средневековья XIV–XVI вв. традиционно именуется периодом складывания Русского централизованного государства на землях Северо-Восточной и Северо-Западной Руси. Именно в это время следует искать предпосылки образования самого крупного и одного из мощнейших государств средневековой Европы, поскольку тогда формировались политическая и экономическая системы, происходило складывание социальных институтов, отличных от Древнерусского государства. Однако объединение русских земель происходило не только силой меча и дипломатии. Параллельно с процессом политического объединения шла всеобъемлющая идеологическая работа, которую проводили московские книжники. Характер их деятельности свидетельствует, по мнению А.А. Шахматова, об общерусских интересах, о единстве русских земель в такую эпоху, когда эти понятия едва только возникали в мечтах московских правителей[61].

Вместе с тем было бы неверно представлять московских книжников исключительно как выразителей идей и чаяний правящего класса Московского княжества. В большинстве своем представители общественно-политической мысли Московской Руси, принадлежавшие к среде духовенства, осуществляли свою работу в соответствии с религиозным восприятием окружающего мира и происходящих в нем событий. Обладая доскональным знанием Священного Писания, а также других христианских текстов, древнерусские книжники в своих сочинениях проводили параллели с библейскими сюжетами, постоянно находя в окружающих событиях свидетельства Божьего Промысла. Подобные «религиозные мотивы, вплетающиеся в ткань произведений древнерусских книжников», по мнению А.И. Клибанова, «не могут быть отброшены как довески или шелуха без ущерба для изучения их как памятников средневековой мысли и литературы»