Метавшийся на крыльце человек призывно взмахнул над головой некоей маленькой вещью, ослепительно ярко отразившей случайный солнечный луч, и, переваливаясь, заспешил по ступенькам вниз.

Точно получив некий давно ожидаемый знак, собрание дружно заголосило, потрясая оружием, зашевелилось, перемещаясь с место на место и превращаясь из рассеянной толпы в некое подобие колонны. Возглавил ее вынырнувший откуда-то недавний оратор, не на мгновение не умолкавший и по целеустремленности вполне могущий соперничать с катящейся вниз под гору снежной лавиной. Повинуясь его жестам, над головой колонны торжественно подняли и развернули узкий малиново-красный штандарт, обшитый по краям потрепанной золотой канителью и украшенный изображением солнечного диска о многих лучах. Последовала короткая возня, и в нескольких местах над толпой вознеслись еще две или три подобных хоругви.

Фальшивящий, но старающийся бас, отчаянно перевирая слова, затянул гимн королевства. Его дружно поддержали, и под нарастающий бодрый ор извивающийся строй потянулся вниз по Рудной. В домах вдоль улицы распахивались окна, но никаких горшков с нечистотами и ведер с грязной водой на марширующих не обрушилось. Наоборот, обыватели голосили что-то подбадривающее и приветственное. Хлопали двери, выпуская на улицу желающих присоединиться, немедленно вливавшихся в увеличивающуюся на глазах процессию.

Замешкавшиеся и пробегавшие мимо награждали конную гвардию и ее предводителей презрительным свистом. Кто-то развязно осведомился, долго ли они намерены здесь торчать и отчего бы королевским слугам не последовать за добрыми людьми Вольфгарда да не оказать им посильную помощь?

– Брат Бомбах и его верная паства, – ни к кому в особенности не обращаясь, произнес Рэф.

– Чего-то подобного и следовало ожидать. По слухам, они уже давно готовились, но только вчера получили достойный повод для хорошей свары, про резню в «Короне и посохе» уже половина Вольфгарда судачит. Кладу свое жалование за полгода, они направляются к гиперборейскому посольству. И совсем не ради того, чтобы передать соболезнования близким покойного Унтамо.

– Неужто брат Бомбах? – растерянно уточнил Темвик.

– Кто ж еще? – дознаватель чуть скривился. – Топает в первых рядах, его голосину ни с кем не спутаешь. Святой брат давно и искренне ненавидит колдунов вообще, а гиперборейцев в особенности. Его ненависть возрастает с каждой выпитой кружкой белого крепкого. Сегодня, надо полагать, он успел влить в себя не менее бочки – для пущего красноречия и убедительности. Горожане к нему охотно прислушиваются, так что… – Рэф выразительным жестом обвел стремительно пустеющую улицу.

Упомянутый брат уже добрых три десятка лет служил звонарем и сборщиком милостыни в митрианском храме, что на Ветреном холме. Почтенный монах слыл рьяным поборником справедливости, любителем разбирать чужие споры – а после с изрядным шумом праздновать примирение враждовавших сторон где-нибудь в трактире на окраине, подальше от строгого взора отца настоятеля – и в общем-то считался человеком мирным… пока речь не заходила о колдовстве либо же о гиперборейцах.

Появление в окрестностях столицы магической школы святой брат воспринял философски, ограничившись подачей жалобы королю и парочкой не приведенных в исполнение угроз в адрес ее основателя, Тотланта Луксурского. Однако незатихающую войну с гиперборейцами брат Бомбах вел увлеченно и самозабвенно, привлекая как можно больше сторонников и повсюду разглагольствуя о счастливых временах, кои непременно последуют сразу по полному и окончательному истреблению мерзких чернокнижников, прячущихся за крепкими воротами усадьбы в конце Медовой аллеи.