Борис так разволновался, что явно перешел на диспут с отсутствующей супругой. Жека смотрел на него с легким презрением и думал: «А чем я лучше? Тем, что моложе? Или тем, что стараюсь не распространяться на эту тему? Но суть-то от этого не меняется. Глядишь, лет через двадцать сам отращу бородку, брюшко, стану на судьбу свою нелегкую жаловаться всем встречным-поперечным… Неужели? Неужели можно превратиться в такое ничтожество?.. Нет, ни за что! – окончательно решил он для себя. – Никогда. Лучше сдохнуть!»

– …да? Или на курорты не ездили? – бубнил Борис, не обращая внимания на отсутствующее выражение лица гостя.

– Да хватит тебе! – выкрикнул Жека. – Заладил одно и то же!

Борис очнулся от хмельного транса и недоуменно переспросил:

– Что? Что ты говоришь?

Смягчив тон до нейтрального, Жека постарался дружески улыбнуться, а когда не получилось, просто очень похоже искривил губы и подмигнул:

– Говорю: дохлая это тема. Баба есть баба, ее не переделаешь. А мы с тобой мужики, наша задача проста: наливай да пей. Усугубим? Я спонсирую, ты обеспечиваешь доставку. Разделение труда.

Жекина рука тем временем нашарила в кармане одну из двух последних сотен и, выудив ее, он лихо припечатал к столу.

– Тут минут десять ходу в одну сторону, – нерешительно произнес Борис.

Он явно колебался, неисполнившись пьяной подозрительности. Жека снял ладонь с купюры, открывая ее для лучшего обзора, и откинулся на спинку стула, как бы говоря: лично мне и без добавки хорошо, никуда я не пойду. Последние сомнения хозяина квартиры были пресечены предложением, сделанным веселым тоном:

– А ты меня на ключик! Чтобы никуда не делся.

Оставшись один на чужой жилплощади, молодой человек, назвавшийся Жекой, не кинулся рассовывать по карманам столовое серебро и бижутерию, не стал ковыряться в банках с крупой или рыться между стопками постельного белья, даже в разнообразные вазы и вазочки не заглянул. Сам будучи женатым, знал он все эти стандартные бабские нычки, но ничего существенного обнаружить в них не рассчитывал. Деньги – а таковые в зажиточном доме водились – хранились в каком-нибудь другом, более надежном месте. Их прятали не от залетного домушника, а от родного муженька, располагавшего массой свободного времени для обстоятельных, методичных поисков. У Жеки такой возможности не было. Но из драматического повествования собутыльника он усвоил главное: копит его супруга денежки, а от Бориса скрывает. Значит, есть, что прятать. Значит, есть, что искать.

В настоящий момент Жеке было достаточно одного этого приятного факта.

Между прочим, его действительно звали именно так – фальшивыми именами парню пользоваться никогда не доводилось. Воровской клички он тоже не имел. Слова типа «наводка», «стрема», «скок» были знакомы ему только понаслышке. Ничего более существенного, чем пластмассовых солдатиков, Жека до сих пор не похищал. Но то были детские проказы. Теперь, в свои тридцать с небольшим лет, он был готов пересмотреть свое отношение к известной христианской заповеди. Возможно, ко всем заповедям сразу. Он был готов на многое ради денег. Практически на все.

Виной тому была не алчность. Просто бедность оказалась невыносимым испытанием для его болезненного самолюбия. Когда Жека осознал, что по уровню благосостояния его семья и он сам очутились в одной из самых низших каст, превосходя разве что селян да бомжей, он заметался, как человек, угодивший в топкое болото. Занял денег, занялся частным предпринимательством. Ничего путного из этого не вышло. Нищета засосала еще сильнее. А в глазах Ленки, его жены, загорелись неугасаемые огоньки немого упрека. Когда же она наконец открыла рот и высказала все наболевшее, надолго замолчал Жека. Закончилось все так, как и должно было закончиться при их упрямых, взрывоопасных характерах влюбленных Овенов: